Голос из-за бугра: у оппозиции шансов нет, эмиграция из России только вырастет

Крайне пессимистический, но судя по всему очень точный прогноз сделал в своем блоге известный российский политический аналитик, давно живущий за границей Василий Гатов:

1. Никогда такого не было и вдруг опять: естественное желание статичного, сидящего на ренте самодержавного режима – придавить (как минимум) или ликвидировать (как максимум) любые попытки бросить ему системный, постоянный и, главное, хотя бы относительно успешный вызов. При этом, как мне представляется, не следует эти попытки придавливания рассматривать с точки зрения «паники» или «слабости» Кремля – наоборот, решения принимаются с позиции силы, и с уверенностью в их позитивном (для власти) результате. При всём уважении к протестующим, что в Москве, что в Питере, что в Шиесе – массовость их выступлений явно недостаточна для вполне подготовленной, даже с избытком, машины государственного подавления. Полиция и Росгвардия даже не доставали из арсеналов свои wunder waffen (чудо-оружие, нем.) для борьбы с массовыми беспорядками, полагаясь, с одной стороны, на мирный характер протеста, и с другой – на лояльность своих войск, которые разгоняли участников демонстраций руками, щитами и дубинками.

2. Соответственно, наличие эшелонированной обороны от меньшинства, которую Кремль очередной раз испытал – от Росгвардии до Следственного комитета и до ручных судов, выносящих заведомо неправосудные приговоры «как следователь прописал», - как минимум исключает панические настроения во власти. Как максимум, что показывают прокатившиеся по стране обыски в структурах ФБК и «Голоса», система без существенных колебаний переходит от обороны к наступлению, масштаб и жесткость которого еще предстоит оценить.

3. Однако, повторюсь – суть режима прежде всего в статичности, в стремлении ничего не изменить, не разрушить и не повредить множественные видимые и невидимые «сдержки и противовесы». Именно статичность, скорее всего, будет и ограничителем нового наступления на противников Кремля – любые признаки рефлекса консолидации, солидарности с придавливаемыми силами отслеживаются очень внимательно, правда, разные группы в Кремле, судя по всему, имеют разные мнения о том, какой уровень рефлексов следует считать опасным и ведущим к утрате управляемости (не страной в целом, а важными, с точки зрения Кремля, группами и институтами). Главный враг стабильности и статичности – резкие и непредсказуемые по амплитуде колебания; задавить протест (в широком смысле, и как событие, и как процесс) до уровня ухода в подполье точно также опасно, как и разрешить ему выплескиваться в публичное поле. До осени 2019 года работала тактика точечных репрессий, удержания заложников (Болотное дело и аналоги); судя по всему, сейчас есть запрос на силовое остужение горячих голов, разрушение квази-партии ФБК, которая успешно росла на авторитете Навального и существенной избирательности репрессивных действий. Массовые допросы, погромы офисов и аресты счетов (а скоро, видимо, и активистов ФБК) – это сильный сигнал об опасности/токсичности Навального, который Кремль отправляет его сторонникам (или даже шире – еще и их семьям, родителям и друзьям, и политическим/общественным группам, которые тактически входили в коалиции с ФБК).

4. Естественно, что сказанное выше – не «чтение мозгов» Кремля, а субъективный и дистанционный анализ, не более чем гипотезы – как и любая другая интерпретация. Безусловно, можно видеть в происходящем, как предлагает Навальный, панику, сучение ножками и месть за отдельные неудачи выборов-2019. Но видеть предполагаемую панику – и таскаться на допросы, или сидеть в СИЗО, получать смс-ки об аресте счетов, попадать в список террористов-экстремистов, или даже просто не спать в страхе за детей – это как-то не очень похоже на веселую игру в казаков-разбойников, с дронами и собственными телестудиями. Также можно предполагать, что новая волна давления – это инициатива силовиков (прежде всего, Бастрыкина), однако без хотя бы молчаливого одобрения первого лица такой масштаб невозможен – слишком большое количество разных струн будет затронуто в процессе, и некоторые из них могут спокойно дотянуться до самого верха. А как сказано уже выше – главное для статического режима не повредить равновесие, в том числе в невидимых невооруженному глазу областях власти.

5. Предположения некоторых аналитиков (например, Константина Эггерта) о том, что целью придавливания ФБК и других организаций гражданского общества является «ответка» в рамках дискуссии о том, кто и как вмешивается в выборы – то ли Россия по всему миру, то ли тот самый мир в лице США – в российские, - не является совсем уж конспирологией. Естественно, чтобы одновременно обвинить во «вмешательстве» и Запад, и своих потенциальных внутренних противников, нужны сотни свидетелей и тысяча томов уголовного дела, потому что система считает следственное документирование, пусть даже самого бредовое, «доказательством». При этом самый выгодный для Кремля бонус даже не в том, что удастся парализовать или осложнить деятельность оппозиционных структур, а в том, что подконтрольные ему СМИ многократно раздуют эту сомнительную историю, повторят тезис «они наймиты ЦРУ» достаточное количество раз, чтобы действительно осложнить существование как уже придавленных организаций и групп, так и возможное возникновение новых.

6. Если предположить, что описанная стратегия похожа на настоящие планы Кремля, то для сопротивления остается не очень много опций. Можно полагаться на продолжающее зреть недовольство, на солидарность (которая как раз и будет под основным давлением), или на расширение социальной базы (за счет, предположим, каких-то задетых невзначай и еще не проявившихся групп, таких как борцы с мусорными полигонами) – и поддерживать или растить базу. Однако у Кремля остается более чем достаточно инструментов, которыми он может с этим бороться даже в рамках имеющихся репрессивных мер – как пример, можно видеть ситуацию с Егором Жуковым, которого внесли в списки экстремистов Росфинмониторинга. Но основное давление, как мне кажется, будет оказываться через семьи и близких, потому что тут молодые люди практически беззащитны. При таком ожидаемом противодействии, стремление сохранять и расширять базу будет наталкиваться на неприятные ограничения – от ускоренного выгорания активистов до их радикализации и переходу к насильственным формам (что, автоматически, даст Кремлю аргументы для еще более жестких преследований).

7. Обращения к Западу, даже при нарастающей мерзости поведения Кремля, увы, бесперспективны по целому ряду причин: для начала, стойких оловянных солдатиков борьбы с диктатурами в Европе, да и в остальном мире практически нет (Канада, Нидерланды и, в применении к России, Польша да страны Балтии – вот и весь список). Их ресурсы и возможности несравнимы с тем, которые были бы потребны для активного внешнего давления на Кремль. Кроме того, ясно виден спрос на конструктивное восстановление связей с Россией в части противодействия терроризму и вопросам безопасности на Ближнем Востоке. Максимум, на что могут рассчитывать внутренние российские силы – на «озабоченность» разных правительств и институтов, которая будет не очень громко предъявляться Кремлю (у которого тут же будет аргумент про «вмешательство во внутренние дела, доказанное уголовным судом»). 8. До следующих критически важных выборов – два года, до начала предвыборных разборок 15-16 месяцев. Это много для той политической реальности, в которой находится Россия и её население. При сохраняющемся и нарастающем давлении, за этот период в эмиграцию уедет еще несколько десятков тысяч потенциальных сторонников Навального, равно как более или менее радикальных инициатив. Всё это не внушает никакого оптимизма, увы.