Сергей БАЙМУХАМЕТОВ, историк, публицист
Ныне оно публикуется по изданию: Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей XIV–XVI вв. М.-Л.: Издательство Академии наук СССР, 1950. Составитель – академик Л.В. Черепнин.
Из него, из завещания, историки и писатели-публицисты цитировали отрывочно полторы фразы. Вставляя их в контекст непримиримой борьбы за свержение «татаро-монгольского ига». Уже в наши дни историк Юрий Афанасьев писал: «Если бы самому Дмитрию Донскому сказали эти слова – «освобождение от татар», - он бы с ума сошел».
Завещание самое что ни на есть прагматично-деловое. Прежде всего – тщательная перепись, кому из наследников какой удел остается. Это – основа мира в стране. Потому что любая неточность в отцовском завещании всегда вызывала размолвку братьев, ссору, которая превращалась в войну. Предыдущая история Руси – тому кровавый пример.
C тех пор отцы-князья поняли, что такое скрупулезно точное и четкое завещание. Вероятно, завещания были и до Ивана Калиты. Но сохранились – начиная с Ивана Калиты. И так совпало, что Калита известен в истории как рачительный и расчетливый хозяин. И последняя духовная грамота Дмитрия Донского - рачительная и расчетливая. Но не только. Есть и главный завет: «А вы, дети мои, слушайте своее матери во всем, из ее воли не выступайтеся ни в чем. А который сын мой не имет слушати свое матери, а будет не в ее воли, на том не будет моего благословенья… А хто сю грамоту мою порушит, судит ему Бог, а не будет на нем милости Божий, ни моего благословенья ни в сии век, ни в будущий».
(И не вина великого князя, что его наследники начали распрю, войну за престол (усмиряющей власти Золотой Орды уже не было) – и Русь на полвека погрузилась в хаос, в кровь и пожарища.)
После распределения уделов между сыновьями идет длинный, подробный перечень слобод, городов и волостей с точным указанием «выхода» – дани Золотой Орде в денежных суммах, в рублях. Дань собирал только великий князь. Это давало дополнительную возможность держать в зависимости удельных князей. Великие князья дорожили своим правом, старались не допускать младших родичей до непосредственных сношений с Ордой. В договорных грамотах с удельными князьями они записывали: «Мне знать Орду, а тебе Орды не знать».
Итак, по завещанию Донского, со Звенигорода и Звенигородских волостей - 272 рубля, со Смоляны и Скирменской слободы – по 9 рублей, с Можайска и Можайской волости – 167 рублей, с Коломны и Коломенской волости – 342 рубля… а всего с Московского княжества – 960 рублей…
И это, вернее всего, главная причина того, что «Завещание…» на русском языке в массовой печати не публиковалось. Всю жизнь пугаем народ Золотой Ордой и данью, а тут – 960 рублей в год со всего Московского княжества. Как-то несолидно.
Два момента особенно привлекали внимание историков и публицистов.
Первый. После перечня городов, слобод, волостей и следует фраза, которую всегда и везде цитировали сокращенно: «А переменит бог Орду… не… давати выхода». И в таком урезанном виде цитата подавалась как завет бороться с Ордой.
В полном же виде она выглядит так:
«А переменит бог Орду, дети мои не имут давати выхода в Орду, и который сын мой возьмет дань на своем уделе, то тому и есть».
Теперь понятно, почему полностью не цитировали. В полном виде слова Дмитрия вовсе не звучат как вызов Орде. И даже получается, что слово «дань» употребляется как дань сыновьям Дмитрия, русским князьям вообще. Как-то нехорошо. В нашей историографии и в нашем восприятии «дань» звучит устрашающе, как «иго», а тогда «дань» - просто «налог». Обычный везде и всегда: «Детем моим взяти дань на своей отчине».
Для современников завещание было простым и ясным. Все знали предысторию, действительность. Мы – не только не знаем, а еще хуже – знаем в искаженном виде. И потому завещание – загадка и тайна. Которую мы пытаемся здесь разгадать логическим путем.
Второй момент. После перечня уделов, распределенных по сыновьям, следует фраза:
«А се благословляю сына своего, князя Василия, своею отчиной, великим княжением». (Выделено мною. – С.Б.)
То есть титул великого князя, главного князя на Руси, Дмитрий передает как наследственный. Впервые. Потому что до этого, при борьбе самих русских князей за престол, великого князя выбирал из них и назначал всегда хан Золотой Орды.
Фраза трактуется как вызов Золотой Орде, практически полное непризнание Дмитрием власти хана. Трактуется как смелость и непримиримость. Как осознанное и бесспорное могущество Москвы и Руси.
Но если это так, то Дмитрия следует считать не мудрым князем, а глупцом, несущим горе и погибель Русской земле.
Посмотрим логически. Без эмоций.
Что сделает хан Тохтамыш, получив известие, что Дмитрий Донской перед смертью, по сути, сверг его власть? Соберет конницу и пойдет на Москву. Получается, что сам-то Дмитрий отошел в мир иной, а на любимую жену, детей и город навлек ордынскую рать. И тогда кто такой Дмитрий? Провокатор? Психопат?
Одно дело – если бы Орда валялась в развалинах. Но к тому времени смута там прекратилась, на троне – законный и сильный хан Тохтамыш. Зачем, с какой целью Дмитрию бросать вызов и натравливать на Москву мощную ордынскую конницу? За годы великого княжения Дмитрий не давал повода усомниться в верности хану Золотой Орды. Никогда и ни в чем. И доказал эту верность, разгромив Мамая на Куликовом поле. Другое дело, что у нас до сих пор считается, будто он там сражался против Золотой Орды, что и начертано на раке с его мощами в Архангельском соборе. Понятно, на Куликовом поле Дмитрий прежде всего отстаивал Москву и всю Русь, но одновременно это была и поддержка законного хана Золотой Орды «царя Тохтамыша», как всегда называли его на Руси. И против «своего царя» Дмитрий не выступал никогда. И правильно делал. Ничего, кроме разорения и горя, это бы не принесло.
Строка завещания – «Благословляю сына своего, князя Василия, своею отчиной, великим княжением» - так неожиданна, что поставила в тупик самого С.М. Соловьева (1820 – 1879). Притом, что Соловьев – апологет и один из основателей европоцентрического подхода к русской истории, для него Орда – безусловно тьма, Европа – безусловно свет, и русские только и делали, что постоянно боролись и постоянно мечтали о борьбе с Ордой. Казалось бы, вот и подтверждение - Дмитрий Донской объявляет Русь своей вотчиной независимо от воли хана. Но Соловьев знает, что не мог Дмитрий Донской поступить так. И потому заключил, что это - вызов русским князьям-соперникам, дабы они отныне не претендовали на великое княжение. Но никак не вызов Орде. «Донской уже не боится соперников для своего сына ни из Твери, ни из Суздаля», - сделал вывод Соловьев.
Допустим, вызов русским князьям. Но неужели Дмитрий так уж уверен был во власти Москвы над Русью? Да полноте. 26 лет назад он, 13-летний московский князь, мальчик, не мог бы состязаться с могучими тверскими и суздальскими князьями, никогда не стал бы в 13 лет великим князем на Владимирской Руси, если бы его воспитатель и фактический правитель митрополит Алексий не дружил с ханом Джанибеком, не имел большие связи в Орде, наконец, если бы Алексий не был митрополитом – человеком, имеющим власть над Русью. Конечно, за 26 лет великого княжения Дмитрия Москва укрепилась во власти над Русью, но не безоговорочно. Только что, в 1382 году, нижегородско-суздальские князья пытались натравить на него Тохтамыша, только что закончилась война с Олегом Рязанским. Не было такого господства Москвы над Русью, , чтобы единоличной волей передавать великое княжение как наследственную привилегию, отчину. Непременно возмутились бы, поднялись бы суздальско-нижегородские князья. Неукротимый и воинственный Олег Рязанский, всегдашний враг Москвы, непременно встрял бы в свару в надежде отхватить кусок от Московского княжества. Бросать такой вызов русским князьям – значило обречь всю семью на несчастья, а Москву – на войну и пожары. Не мог Дмитрий сделать такого, будучи в здравом уме и памяти.
Но если эту строку в завещании нельзя рассматривать как вызов остальным русским князьям, ни тем более как вызов Тохтамышу, то какой же вывод нам остается?
Один-единственный.
Что это строка – воля не одного лишь Дмитрия.
Что это – общая воля. Москвы, Руси и Орды.
Что был договор. Наверняка – письменный. До нас дошли грамоты Ивана Калиты, Симеона Гордого, Ивана Красного и затем уже Дмитрия, договоры с Олегом Рязанским и Витовтом Литовским и другие... Значит, этот договор не сохранился.
Причем договор, разумеется, трехсторонний. С одной стороны, князья Суздаля, Владимира, Твери, Рязани, Нижнего Новгорода. Что они признают главенство Московского князя и не будут впредь претендовать на великое княжение. С другой стороны – сам великий князь Дмитрий.
И с третьей, Тохтамыш - хан Золотой Орды. Тохтамышу, с трудом установившему наконец порядок в своих владениях, не нужна была смута в вассальном государстве Русь, вечное соперничество князей за великий стол. Ему тоже был выгоден постоянный и наследственный великий князь. Причем Орда сделала свой выбор давно. Со времен Батыя великими князьями на Руси становились, с редкими исключениями, только прямые потомки и наследники Ярослава и его сына Александра Невского, заключивших военно-политический союз Руси и Орды. К тому же не исключен личный мотив благодарности со стороны Тохтамыша – за Куликово поле.
Дмитрий княжил тридцать лет. Первые восемнадцать лет – под руководством фактического правителя страны – своего наставника митрополита Алексия. Вторые двенадцать лет – вполне самостоятельно. Везде и всегда он показывал себя мудрым, осторожным, трезвым политиком.
А здесь он – пророк. Что значит фраза: «А переменит бог Орду…»? Думал ли он, предполагал ли, что Орда скоро (в действительности – через 50-100 лет) распадется? Можно ли было в расцвет Тохтамышевой крепкой власти даже и помыслить о таком? С одной стороны – никому бы и в голову не пришло. А с другой – давайте подумаем…
Дмитрий на своем веку многое видел, тридцать лет княжения – эпоха. Только у Олега Рязанского да у него был такой долгий опыт власти. Дмитрий был семилетним мальчиком, когда умер «добрый царь Чанибек» – хан Джанибек, и в Орде началась «великая замятня». Возник узурпатор Мамай. Конечно, в огромной империи смуты почти неизбежны - как чередование времен года. Потом пришел Тохтамыш, снова Орда окрепла, но…
Но, возможно, Дмитрий прозревал, что все движется своим чередом, и распад неизбежен? Потому что идет изматывающая война с могучим Тамерланом, бесконечные стычки-замирения с великим литовским князем Витовтом, он понимал, что Орда слабеет: ведь еще за сорок лет до его рождения ордынские витязи начали тысячами и тысячами уходить из Орды на Русь - от насильственной исламизации. Как писал Л.Н. Гумилев: «Их дети и внуки от русских мам и бабушек, перенявшие отцовское ордынское умение разрубать врага до пояса и оттягивать тетиву лука до уха, в составе русских войск вышли потом на Куликово поле и разгромили Мамая». После гибели Тохтамыша в 1407 году и возникшей там новой смуты исход ордынских витязей на Русь снова стал массовым, как сто лет назад, при Узбеке. И не сделал ли Дмитрий далеко идущие выводы, осмысливая события тридцати лет бурной истории, коим был свидетелем и участником?
Да, это мои логические построения. Да, трудно предположить такое предвидение. Ведь это, по сути, пророчество, которое начало сбываться через пятьдесят лет и сбылось полностью еще через пятьдесят.
Но ведь он ЭТО продиктовал, написал! К сожалению, всего лишь одну фразу, без всяких объяснений и указаний. И если он не пророк, если он все не предвидел, тогда откуда она, эта фантастически прозорливая фраза, и в чем ее смысл: «А переменит бог Орду…»?
Дмитрий смотрел далеко вперед.
И вел Русь далеко вперед.