«Новые Известия» уже несколько раз поднимали вопрос о правомерности участия студентов российских вузов в политических акциях протеста. Однако очевидно, что многие преподаватели российских вузов, причем зачастую – ведущих, не вполне понимают, по какому принципу создавались и существуют европейские университета, и что такое университетское самоуправление и демократия. Получается, как всегда: Россия по привычке, не умея изобрести ничего своего, скопировала чужой опыт, чтобы затем подгонять его под себя, перевернув таким образом университетскую демократию наизнанку и насадив в университетах тоталитарную идеологию. Однако не все в российском обществе согласны с такой подменой.
Вот, например, что пишет в своем блоге журналист Кирилл Мартынов:
«Прямо сейчас повседневная жизнь в Москве продолжает проваливаться в политическую яму. Посмотрите, какая скотская история случилась со студенческим митингом в защиту арестованных студентов Егора Жукова и Даниила Конона.
Предыстория такая. Студентов сажают в тюрьму за мирные митинги, рассчитывая, что это напугает всех остальных. И тогда никто никогда не сможет спросить с властей, как они дошли до своего нынешнего состояния - будет у нас страна покорной, аполитичной молодежи с фестиваля шашлыков. Но студенты, не желающие шашлыка, начинают кампанию в защиту арестованных. За одиночные пикеты студентам назначают новые (административные) аресты, но они собирают деньги, проводят дискуссии и вообще не молчат.
Студентам говорят старшие товарищи: вы занимаетесь несогласованным протестом, а политика должна быть согласована с властями, почему вы не берете справку от начальства, что вам можно протестовать?
Студенты подают заявку в мэрию на проведение митинга на разные даты и в разных точках города, на них сначала вообще не обращают внимания, а потом говорят, что надо было подавать в префектуры (где все равно бы отказали). После чего акцию в защиту арестованных студентов называют несогласованной и полиция публикует специальную пугалку: студент, сдавайся, не протестуй.
Студенты говорят: ладно, вы не согласовали нам митинг, тогда мы соберемся без политических лозунгов и проведем лекции и концерт в поддержку наших зеков. Тогда мэрия огораживает точку проведения мероприятия (в знаменитой “яме” на Покровском бульваре) и просто переходит к языку шантажа: концерт и лекции тоже несогласованы, так что будут разгонять.
Студентам предлагают выбор: смириться с тем, что они бесправная собственность старших товарищей, или уходить в подполье.
Фактически речь идет о новых правилах игры, когда любые политические убеждения объявляются вне закона.
На этом фоне, например, дискуссия об умном голосовании кажется мне несколько маргинальной, но при этом тезис Леонида Волкова о том, что не надо рассматривать эти выборы как выборы, и что по сути перед нами тактика гражданского сопротивления чрезвычайному положению, объявленному властями, кажется вполне правдоподобным.
Гражданам намекают, что игры в политику кончились, наступает нормальная диктатура.
Так выглядит “нейтральность университета”.»
***
А вот сотрудник РАН, член университетской корпорации МГУ Антон Романов посмотрел на эту ситуацию изнутри академического сообщества и ужаснулся:
«Последние две недели в СМИ были ознаменованы развернувшейся дискуссией на тему политической жизни университета (на примере ВШЭ) – и как института, и как корпорации, и просто как поля активности граждан. Во многом эта дискуссия была навеяна арестом студента ВШЭ Егора Жукова, по мнению следствия, виновного в участии в «массовых беспорядках».
Редакторы журнала DOXA опубликовали в журнале Colta на эту тему статью под названием «Лето солидарности. Почему московские студенты встали на защиту своих свобод?». Со своей точкой зрения выступили и некоторые профессора ВШЭ в нескольких других изданиях и в соцсетях – некоторые с независимой позицией, а некоторые с прямой критикой статьи на Colta.
Рассмотрим эту последнюю критику подробнее. Леонид Поляков, профессор ВШЭ (пунктуация и орфография сохранены):
«Таким образом вопрос встал шире: возможно ли политическое действие, совершаемое вне стен университета, спроецировать во внутреннее университетское пространство? Должны ли студенты вести «борьбу за свои права» с университетским «начальством» и «вертикалью власти»? И еще: не является ли внутриуниверситетский студенческий протест испытательным «полигоном» очередной «демократической волны», которая затем накроет и всю Россию?»
1) Университет существует в публичном поле, является институтом общества (государственный университет – и институтом государства), является как политическим объектом (госфинансирование, социальный лифт, карьерная ступень госслужащих), так и политическим актором (участие в федеральных программах, в государственной науке, экспертное сообщество).
2) Здесь идёт прямое и последовательное передёргивание собственных слов: «политическое действие» = «борьба с начальством и властью» = «за всем стоят некие «демократические» силы». Была муха, стал слон.
«В университете, в отличие от политики, выбираете не вы, а выбирают вас. Единственный и достаточный выбор, предоставляемый вам университетом… это право… [выбирать] элективные курсы.»
1) Классический (европейский) университет является корпорацией, экспертным сообществом, институтом научного познания и социальным лифтом. Его преимущества сформированы, во-первых, корпоративностью, имеющей определённую независимость и статус, во-вторых, развитыми горизонтальными связями и демократичностью (вспомним Болонский университет, в котором студенты сами нанимали себе преподавателей). Российский университет (даже шире – академия как институт общества), в отличие от этого, действительно является централизованной кузницей технократов («собрание учёных людей, которые наукам… до какого состояния оные ныне дошли, младых людей обучают»), именно так был задуман и реализован Петром I (Академия Наук), а впоследствии и Елизаветой Петровной (МГУ).
2) Очень странно звучит фраза «единственный и достаточный». Наука не является статичной. «Кузница кадров» была хороша для XVIII века, когда страну надо было поднимать от сохи к пушкам. Но в глобальной фундаментальной и прикладной науке XXI века требуется совсем другой подход, с горизонтальными связями, с широкой science policy (взаимодействием университета и общества), с развитой общественной повесткой, сильными профсоюзами и институтами и т.п.
«Но у вас не может быть претензий к «начальству» по вопросам о том, кто, как и чему вас будет учить. Никаких «политических идей и стратегий» здесь проверять не нужно. Вы – либо доверяете статусу конкретного университета, либо нет. Если оказалось, что поступили по ошибке – ищите другие места.»
1) Вовсе нет. Государственная наука, государственное образование – это наши деньги, деньги налогоплательщиков. Мы (общество) должно решать, как эти деньги правильно потратить. Основная роль в принятии решений должна принадлежать людям, имеющим сильную экспертную позицию – т.е. учёным и преподавателям. Однако и мнение других членов университета как общественного института (студентов, аспирантов, даже абитуриентов) исключать нельзя. В лидирующих зарубежных вузах эта практика уже давно внедряется повсеместно (хотя и находится ещё в процессе формирования), в России понемногу тоже появляются элективные курсы (ВШЭ), оценка деятельности преподавателей (ВШЭ, МИСиС) и т.п.
Однако подавляющему большинству вузов до этого далеко, а Болонской системы с её кредитами (выбираешь сам абсолютно все курсы и от твоего выбора зависит название специальности в дипломе) в России нет вообще нигде.
2) «либо доверяете статусу… университета, либо нет» - опять очень странная фраза. НАУКА НЕ ЯВЛЯЕТСЯ СТАТИЧНОЙ, статус университета может подниматься и опускаться, это зависит (в том числе и) от университетского коллектива. Университет НЕ является принимающей стороной для студентов – студенты являются неотъемлемой и, наряду с преподавателями, важнейшей (!) частью университета. Будете работать над статусом университета – к вам будут идти более мотивированные студенты – будет подниматься статус. А выбор между плохим и очень плохим – это не выбор.
«И одновременно, не может быть претензий к «начальству» в том случае, когда кто-то из руководства университета идёт в политику… На сайте doxajournal.ru появилось уже «Второе открыто письмо Валерии Касамаре» с призывом сняться с выборов… Считаю такое давление внутри университетской среды… абсолютно неприемлемым и контрпродуктивным. Неприемлемым потому, что это – прямое посягательство на конституционное право каждого «быть избранным». Контрпродуктивным потому, что… Валерия Касамара способна сделать много полезного для системы высшего образования в Москве в целом и для Вышки конкретно.»
1) Как уже говорилось выше, университет является и объектом, и субъектом политики. Университет – это корпорация, состоящая из студентов, преподавателей и учёных. В составе этой корпорации могут существовать другие, более мелкие социальные группы – читателей журнала DOXA или клуб фанатов волейбола. И каждая из этих групп, поскольку она является университетской, вправе иметь своё мнение и позиционировать это мнение как одно из мнений университетской корпорации. Современная демократия (и в университете, и в обществе в целом) – это не тирания большинства (охлократия), а сосуществование власти многочисленных идентичностей.
2) Соответственно, Валерия Касамара вправе участвовать в общественной и государственной политике, и при этом она неразрывно представляет университетскую корпорацию (поскольку является её частью и отдельно от неё не существует). А университетская корпорация – целиком или частично – вправе выразить ей порицание за то, что она (предположительно) ведёт политическую деятельность, неуместную для данной корпорации. 3) Собственно, автор сам же опровергает свой тезис о противопоставлении политики и университета, указывая на полезность Касамары для ВШЭ как политика. Но это же утверждение доказывает, что ВШЭ является, как минимум, политическим объектом!
«…размещено письмо Ассоциации американских славистов, в котором они требуют(!!) «немедленного освобождения всех студентов, которых репрессивная машина превратила в политзаключенных». И требуют не просто, а угрожая превратить «российское академическое общество» в «изгоя в глобальной научной среде». Комментировать этот беспрецедентный по наглости шантаж смысла не вижу. Скажу лишь одно... Там есть очень разные люди – творческие, невероятно образованные и бесконечно влюблённые в русский язык, русскую литературу, культуру и философию. И есть «начальство», которое решает совсем иные задачи… Но, тем не менее, для всех американских славистов вы будете интересны… только как профессионалы в выбранных вами научных отраслях.»
1) «угрожая превратить...» Автор занимается передёргиванием. Цитата из письма: «Если российское академическое общество не желает оказаться в положении изгоя в глобальной научной среде, оно должно продемонстрировать приверженность демократическим принципам и гражданским свободам.» Американские слависты абсолютно обоснованно утверждают, что российская наука и российское высшее образование сами ставят себя в позицию изгоя в международной научной среде – отвергая принципы университетской демократии и корпоративности, имея слабые международные связи и даже, как мы теперь убедились, рекомендуя своим членам воздерживаться от контактов с зарубежными коллегами.
2) Противопоставление «людей» и «начальства» также является типичным манипулятивным приёмом. Во-первых, подписавшиеся под письмом профессора являются выдающимися учёными, что легко доказывается поиском через Google Scholar. Например, Михаэль Вахтель – автор многочисленных монографий о русской поэзии, вышедших в престижном издательстве Cambridge University Press. Во-вторых, существование закрытого «начальства» характерно как раз для «кузницы кадров» вроде российского университета, в случае «европейской» модели университета администрация является органичной частью корпорации, а руководство осуществляется всем сообществом. Не буду останавливаться на «беспрецедентном по наглости шантаже» профессора Полякова вроде «иногда «пять минут» решают всё… Карьеру, судьбу, жизнь – вашу и ваших близких… до зрелости ещё надо постараться дожить.»
Не буду придираться к тому, что цитату «If you’re not a liberal when you’re 25, you have no heart. If you’re not a conservative by the time you’re 35, you have no brain» («Если в 25 лет вы не были либералом, значит у вас нет сердца; а если в 35 лет не стали консерватором – у вас нет ума, - прим.ред) приписывают Черчиллю ошибочно.
Не буду и заострять внимание на том, что public policy, интерпретируемая автором как государственная политика – это скорее что-то вроде «активность гражданского общества», а государственная политика – это скорее politics (ну или просто policy). Это мелочи. Но общее впечатление, мне кажется, они дополняют хорошо...»