Чудо от Акрама Хана: такой "Жизели" мы еще не видели

Что такое лучший спектакль года? Это когда на дальних подступах к Большому у вас спрашивают лишний билетик за любые деньги, предлагая да хоть 12 тысяч. Когда уже перед началом спектакля нельзя купить даже программку, которая мгновенно разошлась

…Когда на твоих глазах забирают последний экземпляр буклета Чеховского фестиваля – где, в частности, и про «Жизель», на сто пятой странице.

…Когда приходится фотографировать чужую программку – спросив, конечно, разрешения. И пока ты фотографируешь, в очереди уже стоит пять человек.

Невероятно.

Итак, на Чеховский фестиваль привезли лучший спектакль года, спектакль настолько прекрасный, что всех без исключения прошибло до донышка: магнетизм этой постановки – чрезвычайно мощный. Настолько, что мы, зрители, будто превратились в … железные опилки: так сильно притягивал нас «магнит» происходящего на сцене.

Акрам Хан сейчас - один из лучших, самых востребованных танцовщиков, режиссеров и хореографов в мире. В программке к спектаклю о нем пишут: «Обладая особым даром к сотворчеству, он, как магнит, притягивает к себе артистов мирового класса, представляющих разные культуры и разные виды искусства… Все работы Акрама Хана необыкновенно волнующи и сочетают в себе интимное чувство и эпический размах».

Приняв приглашение руководителя Национального английского балета Тамары Рохо, Акрам Хан поставил абсолютно свою версию «Жизели», переиначив и сам сюжет, и даже «посягнув» на музыку Адана. Так что зрителей ожидает встреча с совсем иным видением знаменитой истории. Это балет по мотивам балета Адана, а не копия классической постановки. Невероятное по выразительности начало спектакля – застывшие фигуры на фоне единственной декорации – стены в глубине сцены. Открывается занавес и - застывшие люди с поднятыми руками, изломанные кисти рук неподвижны, а на серой стене только отпечатки ладоней: мокрые ладони, оставившие след на пыльной серой стене. Вообще спектакль вызывает, провоцирует множественные ассоциации: тут и Стена плача, и концлагерь, и известный среди антропологов и фольклористов факт, что контакт ладоней – это жест взаимодействия с миром мертвых. Не зря существовал обычай, когда сваха, входя в дом, сразу же клала ладони на печку, призывая на помощь духи предков. Конечно, пересказывать балет - неблагодарное занятие. Еще более неблагодарное, чем драматический спектакль, сколь угодно образный.

Но удержаться трудно: одна из самых сильных сцен спектакля – скачки теней. На фоне разворачивающегося действия, в момент, когда Альбрехт танцует соло, вдруг - благодаря мастерству осветителя - вдоль сцены проносятся вихрем черные тени, люди это или нет – не понять. Ритмично двигаясь в полуприсяде, они проходят вдоль сцены еще раз – теперь уже обратно. Все это настолько завораживает, что почти не видишь основного действа, напряженно наблюдая за тенями.

В музыке же слышны отзвуки цоканья копыт, где кому-то чудится Африка, кому-то - несущиеся стаи кенгуру, другой видит потусторонних духов, третий - образы из грота Ласко, четвертый - загнанных в нечеловеческие условия людей.

Ибо неоднозначность образа всегда дает простор множеству ассоциаций.

Интересно, что как бы «основное» действие «Жизели» в этой сцене – всего лишь фон для проносящихся вихрем фигур. И как этого добивается художник по свету Марк Хендерсон, - абсолютная загадка. Магия.

Ну и хореография. Хореография здесь, извините за штамп, – абсолютно гениальная, не то чтобы даже совершенная (это само собой), но невероятно осмысленная, «философская».

Тем временем, пока мы, оглушенные вихрем ассоциаций, зорко следим за феерией теней, сюжет движется дальше.

Среди босых танцовщиков в крестьянской одежде и танцовщиц в легких струящихся платьях появляются богатые люди. Одежда первых не отвлекает внимания от невероятного разнообразия их пластики. Богатеи же неподвижны и потому гротескны, одеты пышно и броско: невольно возникает впечатление, что они из другого, давно ушедшего времени: окаменелости среди живых. Едва шевеля рукой, один из них, едва двигаясь, подзывает к себе человека. Не повернув головы кочан, другая «окаменелость» неподвижно стоит над своей оброненной перчаткой.

Здесь явно напрашивается аналогия из мира живописи: босые танцовщики - «Танец» Анри Матисса, богатеи - «Портрет французских послов» Ганса Гольбейна Младшего. Или «Голубые танцовщицы» Дега - и «Портрет Элеоноры Толедской с сыном» Аньоло Бронзино. Живые и бедные, мертвые и богатые:

движение и жизнь против застывшего величавого самообмана.

Кстати, фантастические по точности замысла костюмы и сценические образы принадлежат авторству китайского художник Тима Йипа. …Акрам Хан, один из самых блестящих хореографов в мире, родился в Лондоне, но предки его из Бангладеш. Наверно, именно поэтому ему близка тема разрушительной силы социальных иерархий.

Поэтому в его варианте девушка Жизель - одна из швей, что трудятся по 12 часов на фабрике.

Видимо, этот ход навеян был трагедией на исторической родине Акрама - обрушением здания ветхой текстильной фабрики Rana Plaza в Сабхаре, в Бангладеш. И хотя это произошло шесть лет назад, Акрам Хан не забыл этой трагедии, давшей ему импульс для постановки «Жизели». Недаром рабочих и владельцев завода здесь разделяет огромная стена.

Два первых акта - предыстория, преддверие трагедии.

Мне кажется, в этом спектакле прослеживается традиция великого индийского эпоса «Махабхарата» - с ее описанием смерти, возрождения, кармы, счастья и страдания: по всей видимости, это и стало путеводной нитью в руках постановщика. Кульминация в предыстории – сцена безумия Жизель, безупречно решенная хореографически. Движения Жизель меняются до неузнаваемости, она сломлена, ее окружают те же, но теперь она тонет в море людей (конец этой сцены есть в ютубе). Оркестр Большого театра под руководством дирижера Гэвина Сазерленда достойно выдержал четырехдневный марафон: за четыре дня было сыграно шесть спектаклей (!!!). В конце второго акта неожиданно свежо и искренне прозвучал дуэт альта и виолончели – тема любви у Адана, виртуозно сыгранный Михаилом Ковальковым и Борисом Лифановским. В третьем акте действие переносится на кладбище. Девушки-виллисы с почти прозрачными телами и длинными волосами несут бамбуковые палочки – знаки власти над судьбой. Здесь Жизель встречается с любящим ее и отвергнутым ею Ипполитом. Виллисы требуют от Ипполита возмездия за смерть Жизели, и, не добившись ответа, убивают несчастного. Встреча с возлюбленным Альбрехтом, предавшим Жизель ради сословных предрассудков, завершается любовной сценой – невероятно сексуальной, здесь хореография при всей откровенности жестов полна искреннего целомудрия, в ней нет ни намека на пошлость. Жизель не повинуется приказу Мирты, повелительницы виллис, и отпускает безутешного Альбрехта в мир живых прощенным.

Вообще "Жизель" Акрама Хана - совершенно новый жанр в балете, и, видимо, профессиональные балетные критики, зная контекст, смогут определить место Хана в мировой иерархии ценностей.

Но и любителя, не отягощенного знаниями о балете, этот спектакль затягивает сразу и не отпускает ни на минуту. Графическая точность пластики, свет, в мгновение ока меняющий живую картину на театр теней; музыка, которая порой смолкает - и актеры танцуют в полной тишине…

Да, именно актеры - потому что драматическая выразительность движения и жеста здесь превышает силу слов. В трагический момент от музыки остается неслышный уху, но рождающий в душе тревогу, гул низких частот.

Такими виртуозными, иначе не скажешь, концептуальными приемами Акраму Хану удается спровоцировать нас на эмоциональную память, оживить в нас архетипы, дремлющие в каждой живой душе. Повезло и с составом: Жизель танцевала феноменальная Тамара Роха, проделавшая путь от танцовщицы кордебалета до примы буквально за полгода. Альбрехта - элегантный денди Джеймс Стритер, который, влюбившись по уши, на глазах превращается в страстного мачо, готового сразиться с соперником (очень советую посмотреть эту сцену – она есть в ютубе).

Илларион - Кен Сарухаси, чей танец потрясает и настолько совершенен, что не поддается никакому описанию. Ибо Сарухаси будто не танцует, а рисует пером и тушью – настолько безошибочно выстроена непрерывная линия его партии: нежной, страстной, горькой и одновременно жестокой. Весь его танец - это стрела, летящая точно в цель. Об этом шедевральном, - несомненно, лучшем, совершенном, спектакле года, уже, разумеется, написано множество рецензий, и, поверьте, есть о чем писать: здесь действительно много пластов, планов, глубоких ассоциаций.

Но лично мне больше всего хочется удержать картинку, сохранить эмоцию, ибо эта «Жизель» поставлена так, будто перед вами пронеслась за два часа вся ваша жизнь…

«…Для меня лучшим спектаклем этого года стала «Жизель» Акрама Хана в исполнении Английского национального балета – они танцевали, словно одержимые. Обычно я скептически отношусь к ярлыку «фьюжн», но здесь возникла магическая смесь катхака и классического танца, ритмичная и увлекательная, и притом достаточно тонкая, чтобы показать, что сердце и рассудок Жизели разбиваются вдребезги» The Sunday Times «Долгожданная «Жизель» Акрама Хана стала для Английского национального балета и его художественно руководителя Тамары Рохо смелым и дорогостоящим шагом. После премьеры все наверняка вздохнули с облегчением. Это красивая и глубокомысленная интерпретация всеми любимого классического балета 1841 года, и вероятно – да и невероятно тоже – лучшая работа Акрама Хана» New York Times

«Такой «Жизели» я еще никогда не видел. Это просто потрясающе. И надо сказать, что из всех виденных мной танцевальных постановок этот балет, возможно, самый впечатляющий. Уверен, в этом мнении я не одинок» Chicago Tribune

«В руках хореографа Акрама Хана «Жизель» воспринимается не столько преображенной, сколько революционной, что увлекает не только этот балет, но и саму форму искусства в новое интригующее направление» Manchester Theatre Awards

«Эту работу отличают интеллект, мощь, красота и – самое приятное в этот век лжи, проклятого вранья и политики – поразительная честность»

The Arts Desk