На этот, казалось бы предельно простой вопрос, оказывается есть по меньшей мере два ответа. Один из них, чисто чиновничий дал в своем блоге политолог Алексей Чадаев:
«Есть два подхода к технологическому развитию: один - идти от вновь появившихся технологий, другой - от жизненных проблем. Второе более рационально, хотя и редкость в эпоху массового технофетишизма. Сначала поставить и описать саму проблему, а уж потом выяснять, могут ли технологии помочь в ее решении.
Проблема государственных нормотворческих машин, ядром которых являются парламенты - иерархия приоритетов. Депутаты представляют общество, а общество беспокоят одновременно тысячи и тысячи разных тем. Как определить, какие из них самые важные и требуют решения сейчас, а какие могут подождать? Как устроен алгоритм, в результате которого система решает, что нужно менять именно само законодательство (а не, скажем, корректировать исполнение законов или судебную практику)?
Приведу пример. Российское законодательство - это корпус примерно из 8000 федеральных законов (под каждым из которых - семиэтажная иерархия подзаконных актов). Максимальная «продуктивность» нашего парламента - это 400 законов за сессию при строго соблюденной процедуре. Оптимальная - не более 300. А лучше бы ещё меньше. Но как решить, что надо менять, а что в этом, следующем и так далее годах лучше не трогать?
Мы живем в режиме «затора», когда различные силы и группы - от правительства и федеральных министров и до разнообразной общественности - требуют от парламента, чтобы именно их вопрос или проект рассматривался в приоритетном порядке. Здесь всегда высок риск скатиться в режим «вороньей стаи», выбор направления полета в которой определяется исходя из того, с какой стороны в данный момент громче кричат и чаще гадят. Можно было бы сказать: ну а что, это и есть демократия! Но фактически это - диктатура наиболее активных и скоординированных и ресурсных групп меньшинств.
Существует ли какой-то более объективный и логичный механизм определения приоритетов в законотворческой работе? Таким инструментом может быть опросная социология, но она может лишь дать картину народной боли - иначе говоря, «тень на стене пещеры», реакцию граждан на проблемы, но не сами проблемы.
Все это повод задуматься о применении Big Data в сфере законотворчества. Например, каждое судебное решение - это ещё и статистический факт, значимый массив которых позволяет сделать вывод о том, как работает (или не работает) на практике тот или иной закон.
Применение социологии и бигдаты, кроме всего прочего, может существенно облегчить избирателям контроль за своими избранниками. Если мониторинг покажет, что парламентская активность депутата сильно расходится с топом проблемной повестки, той и другой - это повод задать ему вопросы о том, в чьих, собственно, интересах он действовал.
Но самое главное - в этом случае логика действий парламента, почему он занялся именно патриотическим воспитанием - а не, скажем, налогами или уголовным правом - будет не то чтобы более понятна, но хотя бы более объяснима.
Резюмируя, замечу, что коммерческий сектор сегодня все более опережает госуправление в вопросах применения и адаптации современных технологий. А внутри самого госсектора, в свою очередь, исполнительная власть примерно так же опережает законодательную. Как результат - нормативное регулирование хронически не успевает за рынком и технологическим развитием, законы даже по языку, которым они написаны, оказываются архаичными и трудноисполнимыми. Одна часть общества требует скорейших изменений в законах, другая, наоборот, возмущается слишком часто меняющимися «правилами игры».
При этом со всех трибун модно говорить о цифровизации - образования, медицины, социальной работы и т.д. Но прежде чем всерьёз заниматься переводом на современные технологические рельсы тех или иных значимых сфер общественной жизни, законодателям (и в целом законодательной власти, как институту) было бы правильнее начать с самих себя.
Цифровая экономика должна начинаться с цифрового парламента.
И, конечно, было бы хорошо на постоянной основе обмениваться опытом, кто как решает эту задачу в разных странах...»
Эти тезисы резко, но справедливо раскритиковал в своем блоге аналитик Дмитрий Милин:
«1. Есть только один путь "от вновь появившихся технологий", другого пути - нет! Технологии по распоряжению чиновников и депутатов не возникают!
2. "Сначала поставить и описать саму проблему, а уж потом выяснять, могут ли технологии помочь в ее решении" - это похороны технологического развития, когда дилетанты возомнившие себя гениями (а если вернуться в реалии нашей Думы еще и купившие себе кандидатские степени) пытаются указывать умным и квалифицированным, как и что им делать.
3. "Депутаты представляют общество" - к современной России это утверждение отношения не имеет. Государственная Дума общество НЕ представляет. Государственная Дума РФ представляет Администрацию Президента, частично правительство и лоббистов.
4. "Российское законодательство - это корпус примерно из 8000 федеральных законов (под каждым из которых - семиэтажная иерархия подзаконных актов)." - это тот законодательный хаос, который делает принятие новых законов бессмысленным. Никто по такому количеству низкокачественных законных актов (300-400 законов принимаемых за сессию гарантируют их низкое качество) жить не будет и не сможет. В результате любая деятельность в РФ превращена в минное поле по которому можно закрыть (с посадкой ли без) любого предпринимателя.
5. "Цифровая экономика должна начинаться с цифрового парламента" - нет! Цифровой парламент это большая надгробная плита на могиле "цифровой экономики", поскольку в РФ строят не "цифровую экономику", а "цифровой концлагерь" из запретов и наказаний...»