Журналист Павел Пряников нашёл истоки так называемого "глубинного народа" в отечественной социологии:
«Только сейчас вспомнил, что определение «глубинного народа» Владислав Сурков (кремлевский идеолог использовал этот термин в своей нашумевшей статье «Долгое государство Путина», опубликованной в феврале этого года в «Независимой газете», - прим. ред.) взял из работ методолога и прогрессора Вячеслава Глазычева – он этот термин активно употреблял с конца 1990-х (особенно – во время работы в ПФО под начальством Сергея Кириенко, в первой половине нулевых). Сейчас поднял несколько лекций Глазычева. Он считал, что к глубинному народу в России принадлежит примерно 80% россиян – это в основном сельское и городское в первом-втором поколении население. Т.е. люди с архаическим сознанием крестьянской общины. Интересно, что в Москве, ссылаясь на свои исследования, Глазычев определял главные места заселения глубинным народом – кварталы брежневских 9-этажек.
Но эти 80% глубинного народа относятся к исследованиям Глазычева в 2000-2004 годах. Думаю, за прошедшие пятнадцать лет этот процент уменьшился, но всё равно составляет пока больше половины. А глубинный народ в городах Глазычев описывал так:
«Городской же культуры в России сейчас ещё нет, есть только слободская – строились слободы при заводах. И несмотря на то что многие заводы приказали долго жить, стереотипы остаются. Стереотипы людей без гражданского чувства, без чувства того, что это их город. Слобода не нуждается в обществе и людях, только в трудовых ресурсах. Слободское непременно означало временное, в любой момент готовое к изгнанию, сносу и перемещению, обустраивающееся кое-как, чтобы день прожить, принципиально чуждое и даже враждебное всякому оттенку стабильности, наследуемости, вкореняемости. Город в России - это разбухшая заводская слобода. Город в европейском понимании - это самоуправляющееся сообщество людей, связанных совместным бытием.
Пока они живут в чём-то, что составлено из домов, дорог, уличных знаков, вывесок присутственных мест. Но это не город. Город возникает, когда возникает городское сообщество. В Средние века городское сообщество могло вырастать из ремесленничества, в наше время оно может вырасти только из зоны интеллектуального труда, втягивающего внутрь себя и сферу услуг.
Властная элита слобод является в настоящее время серьёзнейшим противником становления города как социального института, отстранённого «снизу-вверх» путём делегирования «наверх» лишь тех функций, которые не могут быть исполняемы на уровне самоуправления. При некоторых исключениях персонального характера властная элита в целом являет собой ярчайшее проявление именно слободского сознания. Слободское сознание не любит самое себя, но ко всему неслободскому относится с явной ненавистью, каковая уже в девяностые годы, прорвалась наконец на поверхность в публицистике Александра Проханова, Юрия Власова или коллажно-образных речениях Станислава Говорухина».
Подробнее в статье Вячеслава Глазычева, которую можно прочитать здесь.
Читатели поста согласились с Глазычевым, так Иван Чинганчук написал:
«Это все очень верно и правильно. Тем более, что и тема бездонная. Ведь как город рос после НЭПа и позже? Да просто: строилась фабрика, завод - и тут же бараки. А что такое эти бараки? Селитьба при производстве. По такому же принципу строился город не только в сталинскую эпоху, но и в хрущёвскую и брежневскую. По тому же принципу строит и Собянин. Эта его селитьба - многоэтажная и сверхплотная, и уже давно оторванная от производств в пешей доступности - все равно селитьбой и остаётся. Ведь вы же знаете, что городская культура - это тысячи и тысячи факторов: от этажности застройки, ширины улиц, трафика людского, семейственности в торговом бизнесе, внятных и не меняющихся по прихоти местных сатрапов законов и указов, и т.д. и т.п...»