Реализм vs победобесие: как учат войне бельгийских школьников

Паблик «Когнитивный диссонанс» опубликовал особо примечательный в эти дни торжествующего победобесия пост о том, как про войну рaссказывают детям в Бельгии.

А вот так:

«Бeрут они с собой старшeклассников, которым по 16-18 лет, и едут куда-нибудь по мeстам боeвой славы, в местные aналоги деревни Крюково. Там у всего клaсса отбирaются все гаджеты. А взамен выдается рация, одна на взвод, кaждому — вещмешок, оружие и формa, взаправдашняя — когда-то принaдлежала учaстнику войны. На шею каждому вешается опознaвалка — кто-то становится сержантом Янссеном, кто-то рядовым Ван Молем, имена все из того взвода, который конкретно эту деревню оборонял. Высаживают всю ватагу километров за 10 от деревни, и топают детки по жаре со всем своим бaрахлом. Часа 2-3 топают. Оружие, которое не так много весит понaчалу, становится очень тяжелым. Рюкзак натирает плечи. Хочeтся бросить тяжеленные вещмешки и полeжать. Хочется поболтать, подурачиться, а нельзя. Тот, кому сержант достaлся, должен всю эту толпу держать в порядке — чтоб шли тихо, не орали, не отстaвали, вперед не забегали и не дурили (представьте себя 17-лeтнего на месте какого-нибудь пацана, которому надо внeзапно сдерживать 15 человек своих одноклассников). Доходят они до деревни, тут их преподаватель-командир ведет к дому, останавливаются. — Кто тут рядовой Ван Мол? — Я! — Когда ваш взвод подошел к этому месту, рядовой Ван Мол подорвался на мине возле этого дома. С этого момента "рядовой" молчит. Идут дальше. — Кто тут рядовой Стевенс? — Я! В этом месте взвод был атакован, рядовой Стевенс был ранен в бедро и погиб на месте от потери крови, помощь не успела подойти. Рядовой "замолкает". И так идут они дальше, пока не доходят до кладбища, и не видят, как стоят в ряд, один за другим, камни с именами тех, чьи опознавалки у них на шее. И понимают, что из 15 в живых остались двое — таких же, как они, восемнадцатилетних салаг, которым хотелось дурачиться, слушать музыку, трепаться с противоположным полом, танцевать и целоваться, а вместо этого — жажда, голод, боль, страх, усталость, и для очень многих — внезапная и страшная смерть...»

Недаром советские ветераны, настоящие фронтовики не любили рассказывать о войне, даже в советские времена, когда их приглашали в школы выступить перед детьми, они отделывались общими патриотическими фразами. Потому что словами войну не передать и на сотую долю процента. Ну как можно рассказать юноше, который готовится вступить в жизнь, про то, как во время атаки твоему боевому товарищу осколком снесло полголовы, так что мозг и кровь брызнули тебе в лицо? Он все равно этого не поймет, не сможет этого прочувствовать.

Равным образом не передаст правду о войне и кино, потому что экранная жизнь – она для тех кто на экране, и только.

Более того, и письменный и киноязык скорее даже возбудят интерес и желание повоевать, без малейшего, впрочем, представления, что это означает на самом деле.

Именно поэтому бельгийский метод антивоенного «воспитания» является единственно верным, единственным, дающим хоть какую-то возможность ощутить, как это будет на самом деле, когда тебя убьют. Или просто – что такое идти в строю под палящим солнцем с полной выкладкой...

Только тогда ты сможешь хотя бы отдаленно почувствовать, что значит подорваться на мине, или получить в грудь автоматную очередь... И в конце концов, созреть до того, чтобы сказать войне решительное «нет».

В современной же России, все ровно наоборот, как это всегда с ней и бывает. Вместо повсеместной и неуклонной антивоенной пропаганды, идеологи победобесия хвастают, что «могут повторить» и «вновь взять Берлин».

Детей, которых вообще-то по всем воспитательным нормам следует беречь от проявления чисто животной агрессии, с малых лет рядят в военную форму, эту агрессию стимулируя.

Но самое безобразное, как бы это странно ни звучало, проявление победобесия - это шествие «Бессмертного полка», с героями и негероями, с трусами и сталиными, на палочках. Люди, которые несут портреты своих или чужих родственников, так же мало представляют себе войну, как и их дети и внуки. Если бы они действительно испытывали скорбь по поводу гибели своих (чужих) родственников, они бы как те самые молчаливые фронтовики, держали бы ее в себе, и в крайнем случае раскрывали ее перед самыми близкими за «праздничным» столом. Скорбь не может быть коллективной – только личной. Выйдя на улицу и построившись в колонны, эти молчаливые люди создают всегда агрессивный эффект толпы, символизируя собой армию мертвецов, взявшихся отомстить какому-то неведомому врагу.

Не предотвратить всеми силами войну, а ее разжечь. Портрет же родственника, придя с этого жуткого парада, сложить в чулан до следующей весны. Это шествие противоестественно еще и потому, что вина за страшное количество жертв, которые понес СССР во Второй мировой, равным образом лежит и на Гитлере, и на Сталине. Причем, последний «герой» тоже развлекался перед войной пропагандой победобесия, вместо того, чтобы готовиться к неизбежному и жуткому испытанию.