Ирина Зиганшина
На прошлой неделе один из ведущих научных журналов в мире Nature опубликовал статью американского нейробиолога Лиз Элиот «Гендерный мозг: новая нейронаука, разрушающая миф о женском мозге», в которой утверждается, что различия, существующие между мужчинами и женщинами, социально сконструированы.
Такого рода заявления делаются в научных и научно-популярных изданиях очень часто. Как правило, в них доказывается, что никакой разницы между мужским и женским мозгом, да и вообще различий между мужским и женским полом, не существует, а все видимые различия – благоприобретенные. Был даже придуман термин, обозначающий новый вид дискриминации мужчиной женщины: нейросексизм, подразумевающий то, что у мужчин и женщин разные мозги. Разумеется, что научные феминистки считают это утверждение мифом.
Статья Элиот заканчивается двумя постулатами.
Во-первых, «мозг не более гендерный орган, чем печень, почки или сердце».
Во-вторых, любые попытки это опровергнуть являются ничем иным, как «биосоциальными смирительными рубахами», которые направляют в основном мозг по тому или иному культурно-гендерному пути».
На эту статью в другом научном журнале отозвалась доктор философии, нейбиолог, специалист по сексуальной неврологии Йоркского университета Дебра Со. В своей статье «Отрицание науки не положит конец сексизму» она пишет:
«Даже если игнорировать тысячи исследования, задокументировавших воздействие пренатального тестостерона на развитие мозга, мы можем взглянуть на крупнейшее исследование методом нейровизуализации, опубликованное в прошлом году в журнале Cerebral Cortex. На основе выборки из 5216 мозгов, оно показывает значительную разницу между полами. Миндалина, область ассоциированная с выражением эмоций, оказалась крупнее у мужчин, даже с учетом поправки на то, что мужской в среднем крупнее. Другое исследование, опубликованное в Nature, обнаружило половой диморфизм в сером веществе среди 2838 участников...»
Но главное в рассуждениях Со это мысль о том, что отрицание науки не победит, а только укрепит сексизм. И что людей следует рассматривать только как индивидов со всеми их персональными отличиями друг от друга, а не как типичных представителей каких-то гендерных групп.
И в этом она несомненно права, поскольку ничего кроме отторжения всякого рода феминистские декларации о полнейшем равенстве между мужчиной и женщиной вызвать не могут. Разница существует и она существенная.
Вот что написала недавно по этому поводу профессиональный медик и медицинский журналист Ольга Кашубина:
«Современный мир неумолимо катится к равноправию. Иногда это приобретает пугающие формы, а иногда, наоборот, весьма уместно. Например, в медицине, где и женщин-врачей, и женщин-пациенток традиционно ущемляли, пускай и не всегда из-за мужских амбиций. Взять клинические исследования, в которые в качестве добровольцев куда чаще набирают мужчин — до недавних пор считалось, что это этичнее. Как следствие, дозировки лекарств и рекомендации по диагностике и лечению различных заболеваний рассчитывались и составлялись с оглядкой на мужскую физиологию.
Отголоски тех перекосов доходят до нас в виде разной гендерной статистики смертности от ишемической болезни сердца: в течение года после перенесенного инфаркта умирают 19% мужчин и 26% женщин. А дольше 5 лет после сердечного приступа живут два из трех мужчин и лишь одна из двух женщин. Все потому, что кардиологические рекомендации, на которые опираются врачи, относят типичные жалобы женщин на проблемы с сердцем к второстепенным и неоднозначным (у мужчин-то они встречаются редко!). И игнорируют тот факт, что женщины в принципе часто склонны преуменьшать свои симптомы. Поэтому доктор должен уметь задавать пациенткам наводящие вопросы и с особым вниманием относиться к их ответам. Этот феномен получил название синдрома Йентль — в честь героини старого фильма Барбары Стрейзанд (она там выдает себя за мужика).
В 2016 году Американская ассоциация сердца признала существование гендерного дисбаланса в этой сфере и предложила пересмотреть клинические рекомендации по лечению ишемической болезни сердца с учетом женских физиологических особенностей. Возрадуйтесь, сестры! У нас теперь есть шанс умереть от чего-нибудь еще (и попозже)!
Пример с инфарктами — самый известный, но, увы, не единственный. Без диагноза остаются до трех четвертей всех женщин с синдромом дефицита внимания, который в 60% случаев сохраняется и во взрослом возрасте. Средний возраст, когда это болезнь диагностируется у мальчиков, — 7 лет. У девочек — 12 лет. Всё потому, что у мальчиков СДВГ типично проявляется гиперактивностью и импульсивностью, а у девочек — рассеянностью, которую и родители, и врачи списывают на особенности характера. А ведь своевременный диагноз и грамотное лечение могли бы сделать жизнь девочек и женщин с СДВГ гораздо светлее.
Проблемы возникают даже там, где речь идет о гинекологических болезнях. Взять эндометриоз, которым страдают 1-2 из 10 женщин репродуктивного возраста. С момента первого проявления симптомов до постановки диагноза в среднем проходит 10-12 лет. И это западная статистика! А у нас зачастую женщинам предлагают не просто терпеть тяжелую тазовую боль, не прибегая к лечению, но и стыдят за нежелание скрывать сам факт периодического недомогания.
Вырисовывается довольно мрачная картина. Немножко утешает, что от инфаркта женщин до климакса защищают половые гормоны, а болевой порог и психическая устойчивость к невзгодам у нас выше, чем у мужчин (ничего личного, чистой воды физиология).
Но это, конечно, не противоречит идее внимательнее относиться к здоровью симпатичных вам представительниц слабого пола (да, чёрт возьми, мы слабее, и это снова физиология). Даже если самая симпатичная вам женщина — это вы....»
Интересный взгляд на проблему, и не столько даже гендерную, сколько вообще – всевозможных различий между людьми, написал в своем блоге журналист Михаил Пожарский:
«Проблема в том, что мы ныне живем в мире, где любые научные данные давно не являются чистым знанием, а могут иметь вполне ясные социально-политические последствия. Поэтому и неизбежно, что даже биологию пытаются превратить в "классовую науку", заточенную под одобренные нормы "социальной справедливости".
Вопрос одинаков ли IQ у американских черных и белых в 60-ых годах прошлого века был вопросом о том, нужно ли тратить бюджетные деньги на публичные школы для черных. И здесь так же: если половой диморфизм в устройстве мозга существует - возникает вопрос об эффективности всех этих государственных программ по наведению гендерного равенства. И вопрос этот, ясное дело, многим людям не по нраву.
Проблема в том, что государственная политика - это по определению такая штука, которая может быть обращена лишь к большим группам людей, оперирует статистикой и большими цифрами. В отличие от рынка, нацеленного на удовлетворения индивидуальных потребностей. Но именно возвращение на индивидуальный уровень и является выходом. Если в фокусе вашего внимания личность с набором уникальных качеств (а не типовой "представитель группы"), то все эти пляски вокруг групповых различий (или их отсутствия) теряют всякий смысл. Какая вам разница, что такое "средняя женщина", если всякий раз вы общаетесь с конкретным человеком?»
И действительно, так ли это важно, кто перед вами: мужчина или женщина, чернокожий или азиат, гвинеец или датчанин? Только индивидуальные черты того или иного человека мы принимаем во внимание, выбирая: продолжать ли знакомство с ним, или нет? Но для этого нужно ощущать себя по-настоящему свободным человеком, способным отречься от всех накопленных человечеством мифов и предрассудков.