Posted 18 января 2019, 14:46

Published 18 января 2019, 14:46

Modified 7 марта, 16:31

Updated 7 марта, 16:31

Между прошлым и будущем: как в России уживаются архаика и модернизация

18 января 2019, 14:46
Руководитель Центра анализа идеологических процессов Института философии РАН Александр Рубцов размышляет над противоречиями российской жизни. С одной стороны, скоростной Интернет, модные кафе, современные технологии. С другой - вековая бюрократическая машина, невозможность быстро зарегистрировать любой бизнес.

"Общество внизу трансформируется, а вот государство в своей политической ипостаси остается авторитарным, - говорит Александр Рубцов в эфире радио "Свобода". - Мы все время говорим о том, что это не приводит к трансформации государства, к демократии, к подлинному либерализму. Но если бы не было этой низовой модернизации, где мы были бы сейчас? Это некоторый стопор, который не дает обществу, в том числе и власти, откатываться назад. Если бы не эта низовая модернизация, то при нынешних аппетитах авторитаризма мы жили бы совершенно в другом обществе.

С китайцами мы очень плотно взаимодействуем по поводу модернизации. Там очень много эконометрии, заимствованных европейских и западных методик. Это доклады с огромной цифирью, в том числе, про нас. У них все четко рассчитано, они замечательно с этим работают, не озадачиваются никакой лишней идеологией. Но там очень хорошо виден, например, низовой либерализм на уровне того, как устроено предпринимательство. Нам до этого 100 лет плыть на спине. Когда я им рассказываю, как устроено у нас техническое регулирование, у них глаза становятся круглыми! Они не верят, хохочут! Там можно за неделю несколько раз открыть предприятие, которое у нас вы будете проталкивать месяцами.

В нашей истории очень много метаний, причем мы превращаемся в собственную противоположность с точки зрения отношения к государству, атомизации или, наоборот, коллективизма, отношения к идеологии. Например, дореволюционный общинный коллективизм был использован в советской модели, но доведен до полного предела, до такого состояния, что фраза "Я не хочу быть членом никакого коллектива" – это советское высказывание. Понятно, что коллектив, с одной стороны, - это большое и теплое тело, к которому слабому человеку хочется прислониться. Но когда этот коллектив лезет к тебе в душу, в карман, в мозг, под одеяло, и все это чревато потерей свободы, а то и жизни... И возникает эта советская атомизация, коллективизм отторгается. То же самое происходит и с идеологией, с государством.

Метания общества превращаются в противоположность. В прошлом году исследования Михаила Дмитриева показали, что все опять разворачивается, локус контроля меняется с внешнего на внутренний. Люди не верят государству, они делают большую ставку на собственные силы и возможности.

Исследования показывают катастрофический рост в сознании проблемы справедливости. Именно в прошлом году вдруг начались более острые процессы, просто каскадные изменения. Это, мне кажется, связано как раз с тем, что власть, когда что-то делает, казалось бы, делает это своей монаршей волей, а на самом деле она тоже вольно или невольно реагирует на изменение настроений (правда, с опозданием).

Почему до сих пор власти удавалось более-менее спокойно обходить эту вопиющую проблему? Социальное неравенство в 15 раз - больше, чем где-то в мире. Есть такое впечатление, что у человека существует какая-то емкость для справедливости, и она должна быть заполнена, а какая это справедливость – не важно. Вот есть победа над глобальной несправедливостью: скажем, страну обидели, оскорбили, и мы эту справедливость сейчас восстанавливаем – встаем с колен, американцы нас боятся и так далее. Этой справедливостью мы отодвинули вот эту несправедливость куда-то на задний план. Но по тем же исследованиям мы видим, что уже меняется отношение к внешней политике, которая вытесняет внутренние проблемы: людям уже совсем не до этого.

Люди дистанцируются от идеологического историзма, который навязывает власть через телевизор и так далее, но растет интерес к локальной истории – семья, мое место, окружение, поселок, город, регион. Они особенно не конфликтуют с официозной историей. Я считаю, что это можно назвать низовой модернизацией, потому что это движение в сторону приватности, дистанцирование от централизованного государства.

Но меня здесь интересует другое. Когда мы говорим "государство", для нас это уже априори что-то противное модернизации. У меня впечатление, что это не совсем так: эта монолитная плита дает трещины. Ее все время кто-то подпирает, куда-то толкает. Власть иногда сама вынуждена что-то с ней делать, ведь так называемая "медведевская модернизация" тоже возникает не просто так. Мы говорим: ну, все это закончилось скрепами, традициями и так далее… Но, извините, у нас снова сменился галс. Мы опять вернулись к той же самой модернизации. Просто чтобы не повторять слова, у нас возник эвфемизм – "цифровизация", "искусственный интеллект", "прорывы"... Это та же самая модернизация, просто она вернулась в новом обличье.

А эта плита тоже вынуждена реагировать. Если она не будет реагировать на эти низовые движения, то я не знаю, что с ней произойдет. Ничего хорошего точно не будет. В принципе, люди это чувствуют, но, правда, с некоторым опозданием".

Подпишитесь