Очередную историю об одном из своих подопечных рассказала в ФБ журналист и основатель правозащитной организации «Русь Сидящая» Ольга Романова:
«Напротив меня сидит женщина. Ей 64 года, зовут Надежда Леонидовна. Рядом с ней - всегда рядом с ней - её муж Юрий. Он глаз с нее не сводит. Юрия мы в "Руси Сидящей" давно знаем, он наш. А вот Надежду я вижу впервые. Вот она какая. Так вот она какая, настоящая, безудержная любовь, о которой мы все мечтаем, даже если перестаём в этом себе признаваться. Она такая, простая и искренняя, 42 года вместе, ни разу не поссорились. И то, что делал Юрий, когда посадили вдруг его жену Надежду - это подвиг, хотя поди, скажи ему об этом, он руками замашет. А это он, подвиг, и это она, любовь. Вот так она выглядит, хотя нам часто кажется, что любовь - это когда юная белокурая нимфа лианой обвивается вокруг успешного статного богатыря. А хрен-то.
А дело было так. Жили-были в Новосибирске Надежда и Юрий, она главный бухгалтер в среднем бизнесе, он отставной военный. Компанию, где трудилась Надежда, акционеры продали некоему Глебу Поповцеву (известный в Новосибирске человек, сейчас депутат Заксобрания от Едра, разумеется, мы много его подвигов знаем и давно тщательно наблюдаем). Продали 51 процент, а 49 он потом сам оттяпал, дело нехитрое. И началось - принимай, бухгалтерия, ксерокопии векселей (бухгалтеры меня поймут - чистое жульничество), переводи всё, что есть, на мою личную карточку, а подпись за меня поставь. В общем, Надежда засобиралась резко на пенсию, не нужны ей были такие приключения. Ну и сказала новому владельцу Поповцеву: "Вы бы деньги, выданные Вам под отчет, назад вернули, и я пойду себе с чистой совестью на заслуженный отдых." Тут тот Поповцев ей и говорит: "Придумай, как эти деньги списать, я возвращать ничего не собираюсь." А там почти 50 миллионов. И тут же (после отказа придумать) за Надеждой пришли: обыск, проверки, отстранение и всё такое. Наняли адвоката. Тот говорил: так нет же ничего, Вам же предъявляют, что Вы деньги заказывали в банке и выплачивали ими зарплату сотрудникам, вас оправдают же. Обожаю небожителей, и откуда они в нашем деле только берутся. Так потом это в приговор и вошло: «Похитила денежные средства и использовала их по своему усмотрению». То есть сняла со счета в банке и выдала зарплату сотрудникам. Это ж по своему усмотрению. Подписка о невыезде, судебные заседания, и вот назначают дату последнего заседания, Юрий заказывает ресторан, чтобы вместе с Надеждой и адвокатом отметить окончание этого неприятного происшествия. Им и в голову не входило, что будет иначе. Так, как со всеми и бывает.
Надежду взяли под стражу в зале суда. Дали пять лет. Надели наручники, не дали попрощаться. Потом морозили весь день в наручниках в автозаке, потом она долго не могла спуститься из автозака - наручники, да полнота, да возраст, да затекла вся, но кого это волнует. Ночью привезли в СИЗО и оставили в какой-то комнате, где жутко воняло, было холодно, а на полу валялись 22 окурка и 22 спички - Надежда их зачем-то пересчитала и навсегда запомнила.
В СИЗО её первым делом обматерили «И сколько ты у государства увела, шалава?», потом она сразу заболела. Связи нет, свиданий не дают, но Юрий упорно передавал лекарства. Сначала их не брали, потом брали, но не отдавали. А Надежда не понимала, что происходит, и почему, и где она. Потом получила первое письмо от мужа. И второе, и третье. Он писал каждый день. Сотрудники СИЗО - а они обязаны вскрывать и читать письма - поначалу выкрикивали фамилию. «Кто тут Легичева?». Ходили посмотреть на женщину, чей муж каждый день писал огромные письма о своей любви. Каждое из них начиналось словами «Здравствуй, любимая!»
Он носил передачи, общался с адвокатами, добивался передачи лекарств, составлял для Надежды математические задачки и посылал в письмах - знал, что она очень любит их решать. Добился перевода Надежды в некурящую камеру, она ж сроду не курила. И начала болеть и лёгкими, и бронхами, а потому в колонии, куда её этапировали после приговора, её распределили в туберкулёзный барак. Как не подхватила там ничего, одному богу известно. Много там навидалась. И про пытки рассказывает, и про жестокости всякие. Рассказывает, как осужденные женщины узнали, что с ними вместе сидит детоубийца, принесли таз и начали всем бараком её в том тазу топить. - Надя, а как женщины узнали, что одна из них детоубийца? Это же скрывают, это запрещено говорить. - Да все знают. Завхоза обычно допускают к делам, в завхозы же грамотных берут. Сотрудники же ничего делать не хотят, и заключенные за них работают. Так и получают информацию.
Или из СИЗО весточка придет. Или один адвокат другому скажет - и здесь сразу узнают. Или вот еще с нами сидела умнейшая женщина, академик и доктор наук из Москвы. Она фамилию перепутала инспекторши. Так инспекторша та весь барак выгнала на построение, два часа на жаре продержала, шевельнуться не давала, а та женщина стояла перед строем, и всех заставляли хором повторять фамилию инспекторши. Многие потом не на инспекторшу злились, а на докторшу. Трудно ей потом пришлось.
- Надя, а как ты всё это выдержала? - Так я же офицерская жена. Всю жизнь по дальним гарнизонам. И ремонт могу сделать, и утюг починить. - Ты и там ремонт делала? - Послушай: всё, что делается на зонах, делается за счет заключенных и их родственников. Вообще всё. Стулья в клуб покупают, ремонты делают, все эти конкурсы «Калина красная» или там «Мисс зона» - всё за их счёт. Я же бухгалтер, я всё видела. Но люди помалкивают - боятся. - А как ты вышла? У тебя УДО? - Да. Они как увидели, что я записываю, спросили. Я честно сказала - мол, учёт веду, я же бухгалтер. Чтобы знать, мол, сколько еще денег родственников осталось, чтобы крышу починить, например. Тут они меня и выперли условно-досрочно. - Как тебя внучка встретила? - Она не знала ничего. Только спросила: «Бабушка, почему тебя так долго не было?». И долго-долго сидела со мной, разглаживала мне пальчиками морщинки. Ну тут каждый из нас троих часто заморгал и сделал вид, что ему что-то попало в глаз...»