Политолог: пресс-конференция президента напомнила сеанс социальной терапии

Пресс-конференции Путина все труднее отличить от прямой линии с населением: гораздо чаще вопросов звучали просьбы, благодарности или какие-то мелкие, а не реальные проблемы. А если учесть полное отсутствие острых вопросов и дискуссий, то это мероприятие больше напоминает сеанс социальной терапии, чем серьезный разговор, - пишет на сайте Московского Центра Карнеги политолог Татьяна Становая.

Впрочем, по мнению эксперта, несколько выводов из пресс-конференции президента сделать можно.

Вывод первый: никаких значимых усилий к примирению с Западом Путин и российская власть в целом предпринимать не намерены и не будут. Президент убежден, что, какие бы жесты или уступки Россия ни делала, давление будет только расти. Если Россия хочет оставаться самостоятельной и суверенной (а такая задача никем не ставится под сомнение), ей исторически суждено жить под санкциями. Тут ощущалась определенная доля фатализма, обреченности, уверенности, что искать понимания на Западе все равно бессмысленно. Это значит, что никаких серьезных обсуждений на тему «как добиться смягчения санкций» в Кремле не ведется и никаких реальных уступок Кремль просто так делать не будет: не стоит ждать ни освобождения украинских моряков, ни ослабления контроля над Донбассом, ни прекращения информационной активности России на Западе.

Вывод второй: Россия готовится к неизбежной деградации баланса сил в системе ядерного сдерживания и росту риска ядерной войны, опасность которой «затушевывается и недооценивается». Президент дал понять, что Россия допускает худшие сценарии, и предупредил о снижении порога ядерного применения. России, по его словам, есть чем на это ответить.

Вывод третий: никаких значимых реформ в экономике Кремль начинать не намерен, ситуация в стране оценивается как позитивная, устойчивая, с хорошими перспективами для реализации амбициозных задач, поставленных в майском указе. Проблема ухудшения социально-экономической ситуации, которая звучала на пресс-конференции неоднократно, причем со стороны лояльных СМИ, не вызывала у Путина живого отклика.

Вывод четвертый: российский президент явно придает очень большое значение национальным проектам и считает их выполнимыми. При этом на неофициальном уровне и в правительстве, и в экспертных кругах мало кто верит, что нацпроекты реально довести до логического завершения. Это поразительное расхождение между президентом как субъектом политической воли и бюрократией как исполнительной машиной. Это как разгонять автомобиль, не имея достаточно топлива в баке.

Другое важное размежевание наметилось между политическим окружением Путина, которое действует в фарватере пожеланий и настроений президента и не несет публичной ответственности за выполнение нацпроектов, и бюрократией, исполнительной властью на федеральном и региональном уровне, которая не особо верит в реалистичность нацпроектов, но не обладает политическим ресурсом, чтобы прямо говорить президенту о реальных проблемах в экономике.

Вывод пятый: для Путина не существует молодежных проблем, которые стали в последние месяцы чуть ли не главной темой. Во всем многообразии молодежных проблем, от свободы творчества и самовыражения до патриотического воспитания, Путин обозначил лишь две красные линии: поддержал внесенный в Думу законопроект о недопустимости оскорбления власти и осторожно выступил против пропаганды наркотиков и суицида.

Главные же впечатления сводятся к тому, что во внешней политике у российского президента остается все меньше свободы маневра, а во внутренней его оптимизм относительно «прорыва» явно оторван от реальности.