На вопрос о том, тревожно ли, что более 60% соотечественников ностальгируют по временам Советского Союза, дьякон Андрей Кураев ответил в эфире радиостанции "Эхо Москвы":
- Вообще да. Потому что такие ностальгии способны любой мир превратить в перемирие. А мы помним, что одна среднеевропейская страна очень тосковала по своему имперскому прошлому в середине ХХ века. И чем это кончилось. И со многими другими странами такая история тоже бывает. Плюс к этому, если у Германии, упомянутой, было чисто внешнеполитическое величие и связанные с этим проблемы жажды величия, то Советский Союз отличался не столько протяженностью своих границ, но и своим своеобразным внутренним социальным устройством. И проблему я вижу в том, что его сейчас стараются тщательно копировать, включая "юнармейцев" всяких, культура доносов, и так далее.
В конце концов, эти 60% — весьма вероятно, что это люди, которые — знаете, у меня, как у религиоведа, в нашем православном лексиконе есть такой термин "психология жертвы" - человеку психологически комфортно быть жертвой, быть ведомым. И такие люди ходят по кругу из одной тоталитарной секты в другую, от одного такого тоталитарного гуру к другому. И им хорошо, когда их ведут. Даже когда в чем-то их ограничивают, в чем-то даже насилуют их волю, но, тем не менее – им так хорошо.
Есть большая часть людей, которым комфортно потому, что кто-то за них решает – где белое, а где черное. Те люди, у которых был опыт реальной жизни в позднем СССР, с его дефицитами, очередями, с его закрытостью, несвободой информации и полицейской пропиской и прочим, — почему эти люди вдруг оказываются среди мечтателей? Это странно. Но должно быть, речь идет о наркотиках.
Ну да, наркотик. Потому что, в конце концов, это некое искусственно раздутое чувство собственного величия – оно важнее, чем холодильник: "зато нас боялись" - это главный аргумент этих людей. Им говоришь: вот этого не было, этого не было, это было запрещено, — "зато нас боялись". Вот это удивительная совершенно вещь: я себе глазик выколю, зато соседу два выколю. Пусть я буду жить в казарме, но зато и соседи пусть боятся моей колючей проволоки. А ты сам за этой проволокой живешь, - что ты угрожаешь и радуешься этому? Мне кажется, что секрет тут такой. То есть, готовы понести любые лишения, но дайте мне смысл, некий великий смысл, ради чего это делается. В этом смысле сейчас я думаю, что это не столько ностальгия по СССР, сколько вот эта ностальгия по некоей глобальной идеологии – пусть я буду в рваных валенках, но дайте мне идею, лейбл на грудь, что я свет, передовой человек, передовое человечество это я, и я несу свет, я спасаю. Такая мессианская идея, такое светское мессианство. Вот на это в русском обществе, к сожалению, есть уже много веков запрос.
Они сейчас думают, можно ли на обломках православия сделать такую идею. То есть, вроде бы одно время решили – давайте создадим такой интернационал реакционеров, так называемого морального большинства, скрепы, и так далее – здесь мы вместе будем с евреями, мусульманами, буддистами и христианами-католиками, — всеми вместе. И будем все вместе выступать против "гейропки".
Но последние буквально дни что-то тут не очень заладилось – в частности потому, что оказалось, что православный мир не хочет скрепляться по нашему варианту – даже православный мир, не говоря уже о каких-то иных. Поэтому вопрос - можно ли, расколотив чашки в православном буфете, потом все равно продолжить наше сумасшедшее чаепитие с тем, что осталось?
Все-таки огромный минус, я считаю, это то, что не мог поздний советский человек рассчитывать на свои силы. Где-то при позднем Хрущеве запретили всякое частное предпринимательство, даже при Сталине можно было работать просто сапожником, ремесленником, а потом это запретили. Это значит, что если государство даст тебе титьку, тебе будет что покушать, а не даст – все. И вот это вот, особенно в брежневские годы, некое ясно просчитываемая перспектива твоего эскалатора, как это называется в аэропортах – траволатора, то есть, особого подъема нет, а некий траволатор по горизонтали, который ведет тебя от детского сада до могилы. И при этом ты заранее можешь просчитать, потому что уже много пятилеток позади, есть планы, есть представления, как надо и что будет, чем советская власть с тобой поделится - и это начиная от типовой школьной формы, кончая отдельным памятником – все просчитывается".