Сегодня исполняется 100 лет со дня рождения Александра Солженицына. Как известно, знаменитый писатель-диссидент, лауреат Нобелевской премии вернулся в Россию из эмиграции в конце мая 1994 года и на поезде проехал через всю страну до Москвы, где поселился на даче, которую подарил ему Борис Ельцин в Троице-Лыкове.
На своем пути Александр Исаевич подолгу останавливался в разных городах, встречался с людьми, которые в те непростые годы воспринимали классика как народного защитника, что конечно же было забавно наблюдать. О такой встрече в Иркутске и о том, как он познакомился с Солженицыным, написал в ФБ иркутский журналист Владимир Демчиков:
В сентябре 1993 года мы с моим хорошим приятелем Пьером Торомановым, работавшим в Посольстве Франции, привезли в Иркутск большую книжную выставку. Она называлась «YMCA-Press» в Иркутске" и включала три с лишним сотни к книг парижского русского издательства YMCA-Press (Солженицын, мемуары, исторический альманахи и тд) и несколько тысяч французских книг. Готовили мы ее несколько месяцев, оплачивало приезд всех участников французское посольство, оно же дарило книги, это у них был такой серийный проект, Иркутск был не первый город, куда ездила эта выставка. (Про перевоз книг в Иркутск, которым занимался я, я уже писал - это была отдельная прекрасная история) Компания в Иркутск приехала вполне солидная: был замминистра культуры Швыдкой, директор ВГБИЛ Е.Гениева, атташе по культуре французского посольства Ф,Этьенн, другие работники посольства, целая группа французских издателей (из Gallimard, Grasset, Actes Sud и тд), всего человек двадцать.
YMCA Press представлял сам Никита Струве, с ним мы уже встречались в Париже, я заходил к нему по поводу выставки (причем сразу ему сказал, что много общаюсь с Синявскими, с которыми он враждовал). Выставка прошла отлично, практического смысла для французских издателей было ноль, но зато в местной областной библиотеке образовалась куча книг YMCA в редком фонде.
Помню, всех гостей после завершения программы увезли в резиденцию Ельцина в Ангарских хуторах, и там был совершенно ураганный банкет. Все выпили, кто-то пел, мы с Гениевой купались в ночной Ангаре, было душевно. Поэт А.Богданов снимал все события на видео - правда, потом где-то забыл сумку с камерой, и все записи пропали. С Никитой Струве мы, кстати, очень неплохо пообщались в Иркутске, он мне помог многое понять про двуязычие и про способность воспринимать поэтические тексты на чужом языке.
Примерно через год (12 июня 1994 года) в Иркутск приехал Солженицын. Помню, как 14-го, кажется, числа (или 15-го, пишут по-разному) он пришел выступать в Дом политпросвета. Я пришел, заглянул в зал через головы - было не продохнуть, народ давился. Мне было почему-то очень смешно от увиденного. Когда я заглянул, какой-то человек с надсадой кричал из зала в микрофон: "И вот после этого меня уволили!", Солженицын, сидевший за столом президиума, выслушал его - и сосредоточенно застрочил в блокноте. Вся встреча проходила в формате "люди говорят о наболевшем - а классик конспектирует чаяния народа".
На следующий, кажется, день он появился в Восточно-Сибирском издательстве - все-таки оно было организатором выставки YMCA-Press в Иркутске, и, видимо, Никита Струве, его главный издатель, прислал Солженицыну какую-то справку о тех городах, в которых сам побывал, и куда привозил книги YMCA-Press, в том числе Солженицына. Я сидел в своей комнатке в издательстве, когда туда заглянула Лина Викторовна Иоффе, главный редактор. Она позвала меня в кабинет директора - сказала, что Солженицын хочет познакомиться со мной, у него "записана моя фамилия". Отчего же не познакомиться с известным писателем? Я пошел в кабинет.
Солженицын спросил, как я познакомился со Струве, я рассказал, что был во Франции, заходил к Струве в его магазин, рассказал про выставку в Иркутске. Он еще о чем-то спросил (где учился, и тд), но было видно, что ему как-то не так. Минут через 10-15 он засобирался, стал прощаться. Я сказал, что провожу его, там, правда, идти до "Интуриста" было недалеко, меньше километра. Мне, конечно, интереснее всего (всей его литературы) был он сам. Ну и его старая вражда с моими любимыми Синявскими.
Для своих 76 лет он был тогда в отличной форме: легкий, какой-то сухой, торопливый, как бы все время подгоняющий себя, говорящий почти скороговоркой, с новеньким офицерским планшетом через плечо, весь запрокинутый куда-то назад, шагающий быстро и немного неустойчиво. Я, конечно, сразу вцепился в больное - и стал его убеждать, что зря они собачатся с Синявскм (вот ведь дурак какой был, даром что тридцать лет). И что Синявский все-таки отличный, крупный писатель, и напрасно Солженицын на него кИдается в своих статьях ("Синявский тщится, только б не стривиальничать!" - это самое мягкое). И вообще, его проза...
Солженицына это сразу зацепило, он перебил мой лепет:
- Да какая это проза, разве это проза?.. И вообще, Синявский - агент влияния первого класса!
- Да какой он агент! Ну ладно, в конце концов, проза, она... на вкус и цвет... Но эссеистика зато у него какая!
- Ну да, - тут Солженицын неожиданно согласился, - эссеист он выдающийся!
Впрочем, чем дальше мы шли - тем менее охотно он говорил о Синявском, с какого-то момента ему стало ясно, что я "укушен Синявскими". Мне вообще показалось, что он слишком эмоционален для "матерого человечища", каким ему явно хотелось быть, и это было любопытно. Он как бы все время находился в поиске верной интонации, в поиске "правильной речи" - и в этом чувствовалась какая-то глубокая неуверенность. Впрочем, может, я и придумываю.
Когда через некоторое время я приехал в дом к Марье Васильевне и Андрею Донатовичу и рассказал им, сидя у них на кухне, о встрече с Солженицыным, и о том, что он неожиданно назвал Синявского "выдающимся эссеистом", Марья Васильевна в своей наставительно-победительной манере заметила:
- Он просто не знает, что такое "эссеист"!
И Синявский неслышно засмеялся.