Сценарист и кинодраматург Андрей Рывкин рассказал в журнале Esquire, как складывались его отношения с биологическим отцом – Михаилом Жванецким.
Ему было 10 лет, когда они с матерью эмигрировали в Америку – мать работала по 12 часов в сутки, а мальчика «воспитывал» телевизор. Главным авторитетом этого воспитания, фактически своим «приёмным отцом» Рывкин называет знаменитого американского актера Уила Смита и особенно в роли главного героя сериала The Fresh Prince of Bel-Air – история «уличного» парня, волей судьбы очутившегося в семье адвокатов из престижного района Лос-Анджелеса.
Именно Смиту, по словам автора, принадлежит и главная роль в его воспитании, умении различать добро и зло, принимать решения, становиться мужчиной... Всю свою жизнь Рывкин мечтал познакомиться с актёром лично.
С настоящим же отцом – знаменитым сатириком Жванецким, он тоже сперва познакомился заочно, через экран: «он говорил про меня. Я был панчлайном его шуток: то он не может вспомнить, сколько у него детей (зал надрывается), то изрекает, что «одно неверное движение, и ты отец» (зал погибает со смеху)...»
А личное знакомство состоялось после выступления сатирика в Бостоне. 11-летний мальчик тайком от мамы, пробрался к Жванецкому в гримёрку. Тот пожал ему руку, вручил гастрольную брошюру «Этапы большого пути» со своей огромной фотографией на обложке, поставил на ней автограф и исчез в компании поклонниц. Эта брошюра с фотографиями отца стала для Андрея своеобразным и тайным семейным архивом, который ему пришлось вскоре сжечь, чтобы не расстраивать мать.
Уже потом Жванецкий, будучи пьяным впервые позвонил. Он пообедал с Ельциным и попросил офицеров ФСО найти ему телефон уже 16-летнего сына. Правда разговора не получилось. По свидетельству Андрея, его рассказы о школе, девочках и о том, что с него сняли брекеты, показались отцу скучными. Еще бы: он у самого Ельцина обедает! Закончил разговор Жванецкий афоризмом: «Андрей, сначала я должен полюбить тебя как собеседника, а уже потом — как сына». И еще попросил не называть его папой: «Только отец! Так монументальнее, понимаешь?». И отключился, оставив мальчика плакать, слушая гудки в телефонной трубке.
После этого, с отцом Рыквин виделся раз десять, когда тот прилетал с гастролями в Америку, в гримерке. Обычно он задавал два вопроса «сколько же тебе сейчас лет?» и «как мама?», а потом вручал сыну конверт с тысячей долларов, приговаривая «стыдно должно быть — в семнадцать лет деньги брать у отца» и прощаясь: «Будь счастлив»:
«Он был слишком труслив, чтобы признать, что бросил ребенка и просто хотел откупиться, а я был слишком труслив, чтобы признать, что не нужен отцу, и принимал этот кеш как папин подарок. Как свидетельство, что отец у меня все-таки есть...»
Правда затем тысяча долларов превратилась в пятьсот, а передал их юноше уже не сам отец, а его директор, сказавшись занятостью артиста.
«Я не помню, в какой момент и с каким психологом понял, что своему отцу я никогда не был нужен. Что его у меня на самом деле никогда не было, хоть я и видел его каждый день по ТВ. Это осознание сделало то, что и должны были, по идее, делать отцы — оно заставило меня хоть чуть-чуть поверить в себя. Может, в каком-то глупом стремлении получить признание отца, но «одно неверное движение» — и я начал писать...»
Рывкин как-то сообщил отцу о своей первой публикации, тот отреагировал логично: «Мои гены». Правда, он впрямую никогда не учил своего сына писательскому мастерству, а единственное, что их связывало в этом роде, были записки которые мальчик оставлял отцу у администраторов концертных залов: «Михаил Михайлович, здравствуйте, меня зовут Андрей, я ваш сын…»
Теперь Рывкину тридцать пять лет и он до сих пор не познакомился с Уилом Смитом и до сих пор жалеет об этом. Потому что именно он своей игрой много лет дарил радость мальчику, который был не нужен своему биологическому отцу...
Полностью здесь