Елена Лукьянова в эфире радиостанции "Эхо Москвы" комментирует решение Конституционного суда Ингушетии, объявившего недействительным договор о демаркации границ с соседней Чечней, который вызвал массовые протесты в республике:
"Суд встал на сторону протестующих. Тут столько сразу одновременно возникает проблем в связи с этим кейсом, что даже прям не знаю, с чего начать. Фактически было же нивелировано значение Конституционных судов Российской Федерации, Конституционных уставных судов – они сегодня даже есть не во всех субъектах. И такой же был ингушский – спящий сладко, дремлющий. По-моему, за 2018-й год 2 каких-то решения по каким-то сельским поселениям, не более того. Но в критических ситуациях вдруг просыпаются спящие институты – это раз. И эти спящие институты вдруг оказываются противовесом принципу "Принято, извольте исполнять", который в данном случае... ингушский народ и ингушские старейшины, ингушские депутаты, в общем, с этим принципом не согласились.
Далее что интересно? Вдруг выплыл почти из небытия (хотя, мне трудно сказать) такой замечательный орган, который существует в Ингушетии с конца 1990-х годов – это Съезд ингушского народа, и о нем даже есть целый закон. Это орган, который, вроде бы, по этому закону его решения носят рекомендательный характер. Но похоже, что ничего сильнее этого органа в Ингушетии на сегодняшний день нет.
И хотя вроде бы этот орган должен созывать глава республики, но нам неизвестно, в каком порядке сейчас этот орган собрался. Да-да-да. Ну, я так вот посмотрела сегодня ретроспективно: закон был принят в 1999-м году, его неоднократно правили до недавнего времени, всё время снижая полномочия этого органа. Но оказалось, что он сильный. В него входит и глава республики, в него входит и парламент республики, но в него входят и старейшины, и общественные организации. То есть то, как принято в Ингушетии решать вопросы серьезные.
Для того, чтобы обеспечить принятие этого решения населением, в данном случае оказалось недостаточным решение парламента республики. Ведь, чего сделал парламент? Парламент утвердил соглашение об установлении границ между Чечней и Ингушетией. А решения парламента было совершенно недостаточно. Потому что там четко сказано, что для этого нужно проведение референдума. Для этого нужно согласие населения. Согласием населения по ингушскому закону о референдуме является референдум.
Я почти уверена, что эта история абсолютно является предметом рассмотрения Конституционного суда республики Ингушетия – вот тут у меня сомнений никаких нет. Потому что рассматривалось соответствие закона, утвердившего вот это соглашение, Конституции республики. И найдено было три основания, по которым этот закон противоречит Конституции республики. По трём пунктам Конституционный суд обнаружил.
Есть Совет Федерации, который по заключению своей комиссии утверждает вот это согласие субъектов на изменение. То есть фактически Совет Федерации фиксирует решение взаимоприемлемое двух субъектов. Сказано, что изменение границ между субъектами осуществляется по их взаимному согласию. А, вот, что такое взаимное согласие, каждый субъект может понимать по-разному. И в ингушском законодательстве сказано, что в данном случае согласием субъекта является решение этого вопроса на референдуме. Это 111-я статья Конституции республики Ингушетия.
Сегодня, вот, появились сообщения о том, что глава Ингушетии Юнус-Бек Евкуров собирается с этим вопросом обратиться в Конституционный суд Российской Федерации. У меня хороший вопрос: как он сформулирует эту свою жалобу? И может ли он, и примет ли по процедуре, по 125-й статье Конституции большой Конституционный суд это к своему рассмотрению? Потому что в данном случае, опять же, начинает работать спящий институт.
Мы привыкли к тому, что Конституционный суд рассматривает всего две категории дел. Либо в порядке абстрактного нормоконтроля, то есть когда закон не применен, но энное количество, 1/5-я депутатов Государственной Думы, там, или Совета Федерации, членов Совета Федерации обратились в него с вопросом о сомнительной его конституционности. Либо же граждане, чьи права нарушены примененной в их деле какой-либо нормой, обращаются в порядке конкретного нормоконтроля. И, в общем-то, это всё. Но есть у нас часть 3-я статьи 125-й Конституции, в которой сказано, что Конституционный суд разрешает споры о компетенции. И вот таких споров о компетенции Конституционный суд наш в течение всех лет своего существования боится, шарахается от них как черт от ладана.
Вот, например, у нас один раз рассматривал Конституционный суд спор о компетенции, когда президент еще Борис Николаевич Ельцин прекратил полномочия Генерального прокурора без согласия Совета Федерации. Это был единственный раз. Совет Федерации сказал "Ничего подобного. Я назначил… Я тебя породил, я тебя убью, типа. Я назначил, я и буду снимать полномочия". Вот тогда единственный раз поспорили Иван Иванович с Иваном Никифоровичем на уровне федеральном.
Второй вид споров о компетенции – это когда возникает противоречие между федеральными органами и органами субъектов. Здесь нету? Нету. Никакого спора. А третий случай когда рассматривается спор о компетенции – это когда спорят два высших органа двух разных субъектов между собой. А где у нас здесь спор, когда у нас здесь два главы подписали, а два парламента затвердили?
Ну, нет спора между высшими органами. По формальным основаниям Конституционный суд – ну, ему придется так изворачиваться, так трудно будет принять, доказать по формальным основаниям, что он мог принять этот спор. Ну, не говоря уж о том, я повторяю, что он очень не любит рассматривать подобные споры.
У нас было довольно много случаев в начале 2000-х годов, как раз когда унифицировалась наша система законодательства, когда усиливалось федеральное вмешательство в дела субъектов, выстраивалась властная вертикаль, было много случаев, когда субъекты хотели бы оспорить в Конституционном суде федеральное законодательство как превышение пределов вмешательства в их полномочия. Но ни разу Конституционный суд не перевел это в разряд спора о компетенции. Он рассматривал их на предмет просто конституционности, соответствия Конституции.
Но решение Конституционного суда Ингушетии выше по юридической силе, извините меня, решения главы республики. Оно не подлежит оспариванию и отмене. Всё! Оно вступает в силу с момента провозглашения. Думаю, что это очень большой будет внутренний конфликт. Ну хорошо, она игнорирует. Что будет делать население? Тогда это угроза уже конфликта горячего. Администрация игнорирует. А население будет игнорировать новые границы. Что тогда? Население, значит, пойдет охранять старые? Это нормально?
Я думаю… Вот, сегодня еще заговорили потихоньку о том, что по 85-й статье Конституции президент имеет право как гарант Конституции организовать согласительные процедуры. Собственно, скорее всего, речь идет об этих согласительных процедурах. Что придется Федерации вмешаться и установить какой-то порядок согласительных процедур.
Президент здесь полномочен создать некие согласительные комиссии и начать улаживать этот вопрос. Но он будет улаживаться всё равно двумя субъектами, а не на уровне Федерации. Это не федеральные полномочия ни в коем случае. То есть в Ингушетии принято так. Не принято только чтобы выбрали парламент и решать это без совета старейшин, без тейпов, без представителей там культуры. У них это принято вот так.
Я лично считаю, что то федеральное вмешательство, которое было осуществлено в начале 2000-х, оно излишне. Оно, безусловно, вредит федеративному устройству такой многонациональной и огромной по климатическим, культурным, там, всем прочим показателям страны, что эта страна должна быть федеративной, что мы не знаем по-настоящему, что такое федерализм, что это совершенно не страшно, когда республики могут какие-то вещи решать сами.
Вспомним: в Советском Союзе у нас не было единого Уголовного кодекса, Гражданского, Трудового и так далее за исключением природоохранных. Все вопросы решали республики. Да, были модельные основы законодательства. Но преступления, составляющие пережитки местных обычаев, устанавливаются республиками. Почему нет? Почему так не доверяем своим людям, своим субъектам? Ах, элиты у нас там вырастут! Ах, они станут конкурентами ставленникам Москвы. Так и отлично. Так и отлично! Лучше будет жить субъект, в нем будет больше доверие власти, в нем будет выше явка на выборы. В нем будут решаться, действительно, те вопросы, которые нужны субъекту.
А удержание в подчинении на коротком поводке – это всё равно не долговременное, это рано или поздно взорвется. Как это было в Советском Союзе. Было специально сформировано такое законодательство о референдуме, чтобы они не проводились. Вот, давайте четко говорить. Сделано было всё, чтобы прямым волеизъявлением населения вопросы никакие в стране не решались. Поэтому референдум у нас стал институтом, ушедшим в прошлое. Он просто был искусственно процедурно отменен. А вот тут возник вопрос, когда без этого никак".