С каждой победой мы становимся все слабее и слабее

Наступило лето, пора отпусков. Когда полетите куда-нибудь на отдых в тёплые края, обязательно обратите внимание на то, как ведут себя наши соотечественники в пути.

Всё начинается ещё у стойки регистрации на рейс: во сколько бы вы ни приехали в аэропорт, перед ней уже будет стоять очередь из людей с детьми, чемоданами и напряжённо-сосредоточенными лицами.

Как только следующий человек подходит к стойке, вся очередь в едином порыве двигается вперёд, и если вы промедлите хоть мгновение, жёсткий угол чемодана стоящего за вами человека тут же напомнит, что вам тоже пора пошевеливаться. Не зевать, двигаться, скорее-скорее, а то..

А то что? Ну правда. Разберут лучшие места? Если на рейс есть электронная регистрация, то их разобрали уже через 20 минут после её открытия. Да и какие в самолёте «лучшие места»? Я что-то не припомню в Боинге верхнего бокового плацкарта рядом с туалетом.

Потом начинается суета проверки багажа и паспортного контроля, а затем все пассажиры рейса, минуя дьюти-фри, оказываются в зоне посадки у одного терминала.

До посадки на самолёт остаётся ещё минут сорок. Можно что-нибудь съесть, можно выпить 50 грамм коньяка, можно сходить в туалет, можно показать ребёнку самолёты, можно вернуться в дьюти-фри и по уши намазаться там тестерами всевозможных кремов (это для девочек), можно запостить в Инстаграм последнюю фоточку перед вылетом, можно просто что-нибудь почитать — в общем, развлечений хоть отбавляй. Но.

Но как только у стойки перед выходом на посадку появляются представители авиакомпании, все прочие дела без раздумий отбрасываются в сторону, и люди мгновенно, как по команде, строятся в длиннющую очередь. От самой стойки, загибаясь вдоль стены зала и петляя между его колонн цепочка людей нетерпеливо переминается с ноги на ногу в ожидании начала посадки.

И когда посадка, наконец, начинается, «счастливчики», оказавшиеся в начале очереди получают. Что? Вожделенное право просидеть в автобусе на лётном поле дольше прочих в ожидании самого последнего пассажира, который задержался в дьюти-фри?

Пока остальные стоят в очереди и топчут друг другу пятки, вы сидите в кресле, занимаетесь своими делами и ждёте, когда очередь рассосётся. Тогда можно спокойно встать, подойти к стойке и не спеша пройти в автобус. Без вас самолёт не улетит. Раньше времени самолёт не улетит. За вами в автобус вбегает тот самый запыхавшийся пассажир из дьюти-фри. Всё, пора ехать к трапу.

Вы входите в автобус последним, оказываетесь у самых дверей и поэтому выходите в числе первых. Те, кто вышел за вами, делают последнее героическое усилие и ухитряются спринтерским рывком опередить вас на последних пяти метрах перед трапом. На борт они попадают первыми.

Что, есть какая-то неизвестная традиция, согласно которой самая красивая стюардесса обязана поцеловать первого поднявшегося по трапу пассажира? Вряд ли. Поэтому вы просто занимаете своё место.

Полёт проходит без огонька. Поят, кормят, очередь устроить практически негде — разве что у туалета. Но наши люди не скучают. Они готовятся.

Через мгновение после того, как шасси касается земли и стихают аплодисменты пилотам, в салоне раздаются щелчки ремней безопасности. Все наперегонки отстёгиваются, снимают с багажной полки вещи и становятся в проход, рядом со своим креслом, как будто едут в маршрутке в час пик.

Самолёт неспешно катится к стоянке, а пассажиры стоят. Вы включаете телефон и отправляете своим близким SMS, что благополучно приземлились. А пассажиры стоят. Вы с недоумением смотрите на них снизу вверх. А пассажиры стоят. Стоят рядом со своим креслом и ждут, когда подадут трап и можно будет, наконец, постоять в автобусе.

Я знаю лишь одну болезнь, мешающую людям сидеть, и сомневаюсь, что она настолько распространена. Это какой-то другой зуд заставляет их вскакивать с мест, но какой — кто же его разберёт.

Из автобуса они бегут на паспортный контроль, но там уже и без них есть очередь. Точнее, сразу несколько очередей, между которыми они мечутся, пытаясь выбрать ту, что покороче и быстрее идёт. Это уже больше похоже не на спортивное состязание, а на ставки в азартной игре.

Выигравшим достаётся привилегия первыми прийти на получение багажа и встать у ленты, на которой появляются и неспешно крутятся чьи-то чемоданы, сумки и рюкзаки. А вот и ваш чемодан. Вы, бормоча что-то среднее между извинениями и проклятиями, протискиваетесь через плотное кольцо «счастливчиков», подхватываете чемодан и идёте к стойке вашего туроператора, а затем на стоянку — к автобусу, который повезёт вас в отель.

По пути вы слышите странный шум. Он приближается. Когда он оказывается буквально в паре шагов за вашей спиной, вы не выдерживаете и оборачиваетесь. Нет, это не колесница Джаггернаута, а всего лишь свора чемоданов на колёсиках, влекомая железной волей одного из ваших соседей по самолёту.

Воспользовавшись вашим мимолётным замешательством, он обходит вас на повороте и устремляется к автобусу — оказывается, вы едете в одно и то же место.

Что заставляет таких людей становиться в очереди, в которых ничего не дают, и бежать туда, куда нельзя опоздать, я не понимаю.

Может быть, это привитый с детсада рефлекс по любому поводу строиться в шеренги? На линейке — строем, на физкультуру — строем, в столовую — строем, на демонстрацию — строем. Вся жизнь советского человека проходила в строю.

Или это память поколений, последствие эпохи тотального дефицита, когда почти любой товар можно было купить, лишь отстояв многочасовую очередь, и ничего не было обиднее, когда после долгого ожидания он кончался прямо перед носом?

Даже самый лестный вариант, который приходит мне в голову — что это неукротимая и регулярно подогреваемая на государственном уровне жажда победы везде и во всём толкает людей на абсолютно нерациональное поведение — и тот удручает.

Выигрывать битву за битвой ещё не значит выиграть войну, и уж русские-то после Отечественной войны 1812 года должны особенно хорошо это помнить. Наполеон в этой войне взял Москву и не проиграл ни одного крупного сражения, однако войну с позором проиграл, а его Великая Армия была почти полностью уничтожена.

Как писал впоследствии фон Клаузевиц, «во всех боях французы оставались победителями; русские дали им возможность осуществить невозможное; но если мы подведём итог, то окажется, что французская армия перестала существовать, а вся кампания завершилась полным успехом русских».

И вот тут мне очень хотелось бы закончить, легко и беззлобно пошутив о том, что теперь каждый из нас хотя бы раз в году может почувствовать себя Наполеоном.

Но, видимо проблема всё-таки несколько глубже и серьёзнее, чем кажется на первый взгляд, а Ватерлоо куда ближе, чем этого бы хотелось.

Желание победить даже там, где не с кем или не за чем воевать, проявляется не только быту. Оно давно стало ключевой чертой внешней и внутренней политики РФ.

-Показать Грузии, «кто в доме хозяин»! И те, кто ещё сомневался, нужно ли вступать в НАТО, теперь ломятся туда наперегонки.

-Любой ценой победить в Олимпиаде! Цена и вправду оказалась непомерной — репутация всей страны получила несмываемое пятно.

-Отжать Крым и часть восточной Украины! А в результате гибридная война с братским народом, санкции и сбитый Боинг — прямая дорожка на скамью подсудимых для всех, кто замешан в этом преступлении.

-Удержать Асада у власти! Став соучастником военных преступлений и вплотную подойдя к черте, за которой начинается прямое военное противостояние с США.

Внутри страны — то же самое. Исполнительная власть в лице президента и его администрации одержала ряд убедительных побед над СМИ, судебной системой и парламентом.

Любые акции протеста давятся, любые (даже самые разумные) требования народа демонстративно игнорируются, а любые выборы «выигрываются» с подчёркнуто подавляющим перевесом.

Вот только после каждой из этих «побед» страна, как когда-то Великая Армия Наполеона, несёт невосполнимые потери. Нет, земли никуда пока не делись и люди на месте, но опоры, на которых зиждется государство — правоохранительная система, образование, наука, здравоохранение, промышленность, свободные СМИ, инфраструктура, финансовая система — с каждой «победой» становятся всё слабее и слабее.

Если (когда) они рухнут, мы позавидуем голодным, больным и замерзающим остаткам армии Наполеона, потому что они хотя бы возвращались на родину, во Францию, а нам бежать будет уже некуда.

Пора прекратить повторять ошибки Наполеона как в мелочах, с которых начался этот рассказ, так и в вещах куда более серьёзных, о которых речь зашла в конце. Как это сделать — тоже, в принципе, ясно: 14 сентября 1812 года Кутузов подал на этот счёт прекрасный пример.

Оригинал здесь