Расстрел за джинсы: как это было в Советском Союзе

29 мая 2018, 11:41
В 1961 году в СССР к высшей мере наказания приговаривали не «врагов народа», а обычных «спекулянтов»

На сайте «Бессмертный барак» появилась публикация о «Деле Рокотова-Файбишенко», которое в начале 60-х годов имело огромный резонанс и в СССР, и на Западе. Двоих так называемых «спекулянтов», Яна Рокотова и Владислава Файбишенко за «валютные спекуляции» и незаконную торговлю джинсами была показательно приговорили к высшей мере наказания – расстрелу... Этот приговор не имел никакого отношения к юриспруденции, а был откровенно политическим. Любопытно, что один из фигурантов этого дела – Ян Рокотов до этого отсидел 7 дет в сталинских лагерях и был реабилитирован Хрущевым, который несколько лет спустя фактически и приговорил его к расстрелу.

Это дело не забывается и по сию пору, недаром в 2013 году в США появилась джинсы, названные именами Рокотова и Файбишенко.

Но для начала отрывок из воспоминаний известного советского диссидента и ученого-востоковеда Исаака Фильштинского, которому довелось встретиться с Рокотовым задолго до этого дела еще в сталинском лагере:

«Когда в 1961 году я узнал из газетного фельетона о суде над Яном Рокотовым, выглядевшим под пером журналиста страшным злодеем, и о смертном приговоре, вынесенном ему за валютные спекуляции, я невольно вспомнил хрупкую фигурку в грязной, рваной телогрейке, представшую перед нами однажды в зимнюю пору в лагерном бараке. Разумеется, о прошлой горькой судьбе Рокотова в фельетоне ничего не говорилось.

Это был невысокого роста худенький юноша, казавшийся значительно моложе своих лет. За годы работы на лесоповале в режимной бригаде, где его систематически избивали за невыполнение нормы (которую, к слову сказать, редко кто выполнял), он на время утратил способность сознательно воспринимать действительность. Потеря памяти у Яна была столь велика, что, когда к нему подошел мой сосед по нарам, ленинградский инженер, Василий Степанович Дрокин, совсем незадолго до того находившийся с Яном на одном ОЛПе и работавший с ним в одной бригаде, Ян не сумел его вспомнить.

История Яна Рокотова поначалу мало чем отличалась от десятков тысяч подобных. Отец его, Тимофей Рокотов, в прошлом главный редактор журнала «Интернациональная литература», аналога нынешней «Иностранной литературы», еще до войны был арестован и расстрелян. В то время Ян был ребенком, а после войны он, студент юридического факультета, «дозрел» до того, чтобы на него обратили внимание, и был, в свою очередь, арестован. Во время ареста живой, энергичный и предприимчивый юноша сумел вылезти через маленькое окошко туалета на улицу и бежать. Если только рассказ Яна достоверен, сразу же после побега он явился в дом к следователю Шейнину, жена которого приходилась ему родственницей, и тот, ругая Яна последними словами, снабдил его деньгами и велел больше у него не появляться.

Много месяцев оперативники КГБ старались ликвидировать свой «прокол» и разыскать молодого беглеца, пока не нашли его где-то на юге страны. Ян получил восемь лет по 58-й статье, к которой ему добавили статью «за побег из места заключения», хотя в момент ареста он еще не был осужден и бежал из собственного дома. Вторая статья существенно ухудшила его положение в лагере. Вместе с бандитами и рецидивистами он был помещен в режимную бригаду, которую гоняли на лесоповал под специальным усиленным конвоем. Бригаду возглавлял некий Кацадзе, «ссучившийся» уголовник, мучивший и избивавший заключенных при попустительстве и даже сочувствии охраны.

К тому времени, когда Ян появился в нашем бараке, он отсидел уже значительную часть срока, с него были сняты режимные ограничения, и он был переведен в нашу зону. Молодые жизненные силы Яна взяли свое, и через несколько месяцев его психическое состояние полностью восстановилось. Он даже сумел как-то «приспособиться» к лагерным условиям, устроился работать на подсобную площадку и, когда, уже после смерти Сталина, дело его было пересмотрено, покидал лагерь с большим, набитым «имуществом» чемоданом, в новеньком, неизвестно где сшитом костюме.

— Освобождаюсь вчистую, с полной реабилитацией! — с торжеством прокричал он мне, стоя на вахте, уже за пределами зоны, и помахивая реабилитационной справкой.

— Сколько же тебе пришлось зря просидеть? — спросил я,

— Около семи,— ответил Ян уже другим, несколько упавшим голосом. Мой вопрос, видимо, заставил его спуститься с неба на землю и «спугнул»охватившую его было эйфорию.

Тюрьма и лагерь действуют на неустойчивые в моральном отношении натуры деморализующе, особенно если человек попадает в заключение молодым, с еще не сложившимися убеждениями и этическими нормами. Негативный опыт лагерной жизни среди воров, бандитов, убийц и насильников чаще всего способствует выработке «приблатненной» психологии и морали. Выйдя на волю, Ян восстановился на втором курсе института, но после своего лагерного опыта вписаться в рутинную жизнь советского студенчества и учиться, как прежде, уже не смог. Ему захотелось после страшных лагерных лет пожить «на всю катушку», а учеба в институте и грошовая стипендия давали слишком мало возможностей и «сладкой жизни» отнюдь не обеспечивали. Предприимчивый Ян искал путей для удовлетворения «возросших потребностей». Когда такие пути нашлись, Ян бросил институт и занялся подпольным промыслом. В этом ему помогали еще несколько человек из числа бывших заключенных нашего лагеря, которые в свое время также сидели по 58-й статье и были реабилитированы, но в лагере прониклись уголовным взглядом на мир и жизнь.

Я толком не знаю, в чем состоял «бизнес» Яна, но, по доходившим до меня слухам, суть дела заключалась в том, что Ян сумел войти в контакт с каким-то западногерманским банком. Внося в этот банк марки, приезжавшие в СССР иностранцы получали от Яна советские деньги по выгодному курсу, и, напротив, выезжавшие за границу советские люди, выдав Яну советские деньги, получали за границей соответствующую сумму в валюте. Одна моя бывшая солагерница шепотом рассказывала мне, что обороты Яна достигали многих десятков тысяч рублей. Ходили слухи о его легендарном богатстве, каких-то немыслимых кутежах в московских и ленинградских ресторанах и о любовных связях с красотками полууголовного и артистического миров.

Самое любопытное, что, вопреки слухам, Ян не производил в это время впечатление преуспевающего дельца. Я трижды случайно встречал Яна на улице, и он всегда казался мне скромным и небогатым человеком.

Первая моя встреча с Яном произошла сразу же после моего освобождения. Ян тогда восстановился на факультете и жаловался, что не находит общего языка с сокурсниками, потому что старше их почти на десять лет, и что стипендии ему на жизнь не хватает.

Вторая наша встреча состоялась, видимо, в начале предпринимательской деятельности Яна. Он не хвастался особенно своими финансовыми возможностями, но из разговора я понял, что он ни в чем не нуждается.

— Я бросил институт,— сказал он,— поздно мне, старику, сидеть за одной партой с не знающими жизни юнцами. Наш институт ведь особенный, там полно детей разных шишек. На черта мне сдалась эта специальность юриста. Я и так про нашу юриспруденцию все знаю, испытал ее милости на собственной шкуре! Сидеть юрисконсультом в конторе или адвокатствовать! Ну их к бесу!

Третья и самая удивительная встреча произошла у нас в Центральном универмаге. Это было незадолго до ареста Яна, когда я от солагерников слышал о его баснословном богатстве. Ян держал в руках небольшой сверток.

— Вот купил пару немецкого теплого белья, советую и вам это сделать. Белье хорошее,— сказал он.

Ничто не выдавало в нем «подпольного миллионера». Он был скромен и немного грустен, возможно, предвидел свою судьбу. Он торопился куда-то на концерт, и мы быстро расстались.

Появление в газетах фельетонов о Яне было для меня полной неожиданностью. В них Ян рисовался как некая «демоническая» личность, крупный валютчик и спекулянт и даже неотразимый Дон Жуан, совратитель многих женщин, вроде «Синей бороды». Все это как-то сильно не вязалось с его обликом. Ходили слухи, что он стал жертвой какой-то интриги в борьбе различных отделов специальных служб, работники одного из которых, занимавшиеся расследованием крупных валютных спекуляций, пытались сделать карьеру на этом деле и умышленно раздували его масштабы. Так это или не так, я не знаю, но Ян, несомненно, оказался жертвой какой-то закулисной игры.

Может быть, при иных условиях недюжинная энергия Яна ушла бы не в «черный бизнес», а в общественно полезную деятельность. Из него вышел бы выдающийся экономист-практик, какой-либо преуспевающий банкир или менеджер крупного торгового предприятия. Но этого не случилось. Смертный приговор, вынесенный Яну в 1961 году по прямому приказанию Н. С. Хрущева, был вопиющим нарушением всяческих законов, человеческих и божеских, равно как и общепринятых норм юридической практики. На первом процессе Ян был осужден на пятнадцать лет заключения. Однако, несмотря на то, что закон не может иметь обратной силы, Хрущев не только распорядился внести соответствующее изменение в Уголовный кодекс, установив смертную казнь за валютную контрабанду, но и пересмотреть дело Рокотова, чтобы приговорить его к смертной казни.

Наш общий солагерник, ныне покойный журналист Э., присутствовал на вторичном процессе Рокотова. Он мне рассказывал, что Ян, понимавший, что ему не избежать смертного приговора, вел себя мужественно и даже дерзко, вступал в пререкания с судьей и прокурором и отвергал выдвигаемые против него обвинения.

— Они меня все равно расстреляют, они без казней не могут,— сказал он подошедшему во время перерыва к скамье подсудимых журналисту,— но хоть года два я пожил как человек, а не как «тварь дрожащая»!

Видно, Ян знал классику!

Валютные комбинации Яна были столь умело продуманы и настолько эффективны, что ходили слухи, будто в Западной Германии ему была присуждена премия за лучшую финансовую сделку последних десятилетий, а один из городов сделал его своим почетным гражданином. Если это даже легенда, то она сама по себе свидетельствует о той дани уважения, которое его финансовые способности вызывали в деловых кругах.

Во время процесса прокурор и судья умалчивали о том, что обвиняемый еще в ранней юности был безвинно репрессирован, просидел в тюрьме и в лагере около семи лет, после чего освобожден и реабилитирован в связи с отсутствием состава преступления. Об этом сообщил суду сам Рокотов, но ни судья, ни народные заседатели не пожелали обратить на это внимание. Карательные органы легко прощали себе свои преступления, ссылаясь на то, что незаконные аресты производились «во время культа личности», а они к этому вовсе непричастны. Никто не вспомнил о том, что государственная система, лишив его родителей и ни за что ни про что швырнув юношей в уголовный мир, несет изрядную долю ответственности за его преступления и судьбу.

А я и поныне частенько вспоминаю мое первое впечатление от Яна — худенькую фигурку стоявшего посреди барака, затравленного и исподлобья смотревшего вокруг себя маленького человека...»

***

Как судили и расстреляли Рокотова и Файбишенко

В 1961 году первый секретарь ЦК КПСС Никита Сергеевич Хрущёв ездил в Берлин (ГДР), где во время встречи с немецким представителем ему заявили, что такого страшного чёрного рынка, как в Москве, нет нигде в мире. Это была публичная пощечина всему социализму.

Вернувшись в Москву, Хрущев потребовал провести показательный процесс. За основу было взято «Дело Рокотова — Файбишенко». Ян Рокотов и Владислав Файбишенко были показательно расстреляны за спекуляцию, в том числе «жипсами», как было отражено в материалах дела. Торговля джинсами фигурировала, как один из пунктов обвинения и в своем последнем слове они сказали: «И все-таки лучшая одежда — это джинсы!». Во время процесса прокурор и судья умалчивали о том, что Рокотов еще в ранней юности был безвинно репрессирован, просидел в тюрьме и в лагере около семи лет, после чего освобожден и реабилитирован в связи с отсутствием состава преступления. Об этом сообщил суду сам Рокотов, но ни судья, ни народные заседатели не пожелали обратить на это внимание. Карательные органы легко прощали себе свои преступления, ссылаясь на то, что незаконные аресты производились «во время культа личности», а они к этому вовсе непричастны.

Хотя по закону им полагалось не более 8 лет колонии, но лично Хрущёв добился для известных фарцовщиков смертной казни. Подсудимые до конца не верили в реальность происходившего с ними. В спешном порядке был принят указ «Об усилении уголовной ответственности за нарушение правил валютных операций» и после третьего пересмотра дела их приговорили к расстрелу по закону, принятому после совершения деяния. Все кассационные жалобы были отклонены, и приговор был приведен в исполнение в Бутырской тюрьме.

В сентябре 1977 года Андрей Дмитриевич Сахаров обратился с письмом:

«…Я особо хочу обратить ваше внимание на то, что в СССР смертная казнь назначается за многие преступления, никак не связанные с покушением на человеческую жизнь. Многим памятно, например, дело Рокотова и Файбишенко, обвиненных в 1961 году в подпольной торговле драгоценностями и незаконных валютных операциях. Президиум Верховного Совета принял тогда закон, предусматривающий смертную казнь за крупные имущественные преступления, когда они уже были присуждены к тюремному заключению. Состоялся новый суд, и задним числом — что нарушает важнейший юридический принцип — их приговорили к смерти. А затем по этому и аналогичным законам были осуждены многие, в частности за частнопредпринимательскую деятельность, за организацию артелей и т. п. В 1962 году был расстрелян старик, изготовивший несколько фальшивых монет и зарывший их во дворе».

Прочитано на симпозиуме, организованном Международной амнистией в декабре 1977 года.

В 2013 году практически спустя пятьдесят лет после событий расстрела 1961 года в Нью Йорке (США) эмигрантами из разных стран мира, в том числе и бывшего СССР, была основана компания Rokotov & Fainberg по производству джинсов. Примечательно название линии моделей, они подразделяются по цифрам, стартовая классического пошива модель носит номер 88, это номер статьи Уголовного кодекса РСФСР 1960 года «Нарушение правил о валютных операциях». За три последних года правления Хрущева за экономические преступления было расстреляно около 5 тысяч человек. Статья 88 Уголовного кодекса РСФСР 1960 года «Нарушение правил о валютных операциях» была отменена лишь в 1994 году.

***

Разумеется, эта публикация вызвала множество откликов в социальных сетях. Причем многие блогеры логично сравнивают ситуацию в СССР, какой бы дикой сегодня она ни казалась, с нынешней российской. И находят справедливые аналогии:

- В условиях противостояния и идеологической войны законы не имеют никакого значения. Примерно тоже самое и сегодня происходит и вот через какое то время люди будут этому удивляться. Как в России могли посадить за перепост? Как могли осудить за иные политические взгляды или высказывания? Как Россия могла вести войну с Украиной и т.д. и т.п. А еще лет через тридцать у наших потомков, это все будет вызывать ровно те же чувства, что и этот факт приведенный из не так далекого прошлого"

- Могу только отдаленно представить, что там была за «каша» в мутных 1960х в СССре, но ведь и счас в РФ сажают или условно осуждают за "ловлю покемонов" в церкви - или за репост чего-то им, ворам от власти, нежеланного?

- Они не герои, они жертвы, надеюсь, маргинал это способен понять. Я читала воспоминания адвоката об их процессе, это был натуральный ужас. Жертвы они. А те, кого вы презрительно называете « фарцовщиками» были двигателями нормальной экономической линии в ненормальной экономике

- Незыблемый принцип права, что закон не имеет обратной силы был попран. Поэтому суд над Рокотовым и Файбишенко превратился в судилище и произвол. Они безусловно преступники, нарушили закон, но и судить должны были их по действующим на тот момент законам, а не придуманным по прихоти главы государства нормам. Это и возмутило нормальных цивилизованных людей и не только юристов, что были нарушены права человека, право на справедливое правосудие. У нас же до сих пор считается, что права человека ничего не стоят, тем более права человека, нарушившего закон. Помимо наказания человек получает унижение, оскорбление, нечеловеческие условия, потерю достоинства. Мерилом цивилизованности общества все-таки является милосердие, уважение и соблюдение прав падших, если соблюдаются их права, то уж права нормальных законопослушных граждан будут соблюдаться тем более. Об писали братья Вайнеры в романе «Эра милосердия», об этом писал Пушкин «милость к падшим призывал". Когда права падших не соблюдаются, то и права всех остальных начинают попираться, поскольку действует принцип: «То, что вы на свободе, это не ваша заслуга, а наша недоработка»

#Общество #Новости #Право #Права человека #Бывший СССР #Законы / Законопроекты
Подпишитесь