"Если в Минске фон был лишь слегка выше нормы, то в Киеве, что находится всего в ста километрах от ЧАЭС, остановка была аховой — в домах на северных окраинах города на тех подоконниках, что смотрели в сторону станции, можно было намерять 2, 3 а то и 5 миллирентген в час. Усугубляли ситуацию и грузовые автомобили, которые в первые дни после аварии ехали в Чернобыль/из Чернобыля по обычным дорогам, развозя крайне радиоактивную пыль.
В первые дни после аварии в Украине преобладал северо-западный ветер — радиоактивные облака сдувались на Беларусь, но как раз перед первым мая направление ветра изменилось — и радиоактивные облака пошли прямо на Киев. В некоторых местах в городе дозиметры буквально зашкаливали, а уровень радиации на Крещатике превышал норму в сто раз — позже, в 1988 году будет принято решение заново оштукатурить все здания на Крещатике — радионуклиды плотно впитались в стены домов и не хотели смываться спецсоставами.
1 мая 1986 года киевляне уже знали обо всём случившемся, причём знали намного больше, чем показывали по советскому телевидению — 27 апреля была эвакуирована Припять, и в Киеве стали появляться её бывшие жители, рассказывая жуткие истории о вымершем пятидесятитысячном городе атомщиков с радиоактивным фоном на улицах в 1 р/час. При всём при этом советская власть решила не отменять парад — наоборот, неявка расценивалась как "подстрекательство к панике" и каралось увольнениями с работы и исключением из партии.
Некоторые киевские чиновники всё же пытались как-то спасти ситуацию — от каждого района на парад согнали по 2000 человек вместо обычных 4-5 тысяч, в основном молодежь. Показателен и случай, произошедший перед парадом — с улицы Городецкого вдруг вылетела машина Владимира Щербицкого, Первого секретаря Компартии Украины — Щербицкий вылетел на Крещатик и возбужденно рассказывал чиновникам о своём разговоре с Горбачёвым — "Я ему говорю — тут нельзя проводить парады, Крещатик это яма, здесь скапливается радиация. А он мне отвечает — "попробуй не провести, я тебя сгною".
Остаток весны и лето 1986 года в Киеве были страшными — стояла жара радиационный фон превышал норму в среднем в сто раз, город опустел без детей — все старались пристроить своих детей хоть куда, отправляя их к всевозможным родственникам и знакомым. Толпы народу штурмовали железнодорожные кассы на Киевском вокзале и авиакассы в "Борисполе". Несмотря на "сухой закон", в городе на разлив продавался красный портвейн — ошибочно считалось, что красное вино "помогает выводить радиацию".
Михаил Сергеевич Горбачёв выступил с официальным обращением о Чернобыльской катастрофе только 14 мая 1986 года, в лучших советских традициях завявив о том, что "худшее удалось предовратить". Мол, всё под контролем и т.д.
Чернобыльская авария и всё, что произошло вслед за ней показала абсолютную профанацию и нежизнеспособность системы под названием "ГО СССР". Все эти тренировки, забеги в противогазах и и военно-патриотические игры оказались обычной показухой — когда случилась беда, вся система сидела, словно набрав в рот воды и ждала приказов "сверху". А ведь достаточно было принять самые простые меры — раздать людям йодосодержащие препараты (либо просто рассказать о том, как их можно изготовить из обычного йода), рассказать об опасности радиоактивной пыли, отменить Первомай в Киеве — это помогло бы в несколько раз уменьшить число пострадавших от аварии.
Но ничего этого сделано не было..."