Светлана Пешкова: "А думать милой барышне о смерти - не лучшее занятие с утра…»

Светлана Пешкова родилась в Липецке. Ее стихи печатались в журналах «Петровский мост», «Подъем», в нескольких поэтический сборниках. Она - финалистка Восьмого Всемирного поэтического фестиваля «Эмигрантская лира-2016», литературного Тютчевского конкурса «Мыслящий тростник» 2016 г., лауреат Международного литературного конкурса "5-й открытый Чемпионат Балтии по русской поэзии - 2016", победитель Второго Всероссийского Литературного конкурса «Поэзия русского слова» (г. Анапа, 2016 г.)...

Недавно, на очередном ежемесячном семинаре Совета молодых литераторов при Союза писателей России выступали молодые поэты из Липецка. В здание на Комсомольском проспекте уже год как идет ремонт, и поэтому семинар тот прошел в Молодежном центре Заиконоспасского мужского монастыря на Никольской улице. Вел его Председатель Клуба поэтов Литературного института Григорий Шувалов, с заключительным словом выступил Сергей Бударин - авторы нашей рубрики.

Светлана Пешкова сначала договорилась об участии липецких поэтов на семинаре, а потом привезла Александра Лошкарева и Ивана Карпова в Москву. И сделала это она вовсе не потому, что поэты об этом просили. Это была полностью идея и инициатива Светланы Пешковой.

Поэты из Липецка в Москве на поэтическом ежемесячном молодежном семинаре - слайд-шоу https://youtu.be/ArT29dEU9yM

Светлана Пешкова сама принимала участие во множестве фестивалей, чемпионатов и конкурсов по поэзии. Ее творчество отмечено премиями и грамотами, а сейчас она организует Липецкий Всероссийский фестиваль поэзии. Делает все это Светлана вовсе не потому, что гонима победительным чувством конкуренции или необоримой жаждой наград. Поэзия - её жизненная необходимость, она не мыслит себя вне творчества, вне общения с поэтами, литераторами, критиками - она дышит этим искренне и чистосердечно.

Светлана Пешкова поэтизирует окружающую действительность - такова форма ее защитной реакции на грубость и серость окружающего мира. Она читает стихи, говорит о стихах, живет стихами, строфами подписывает фотографии своей дочери. "В контакте", в инстаграмме - на всех ее страницах в социальных сетях, кроме стихов нет никаких иных событий. Стихи придают смысл фотографиям, а главное - самому ее бытованию. Поэзия - форма существования Светланы Пешковой.

Она погружена, “пребывает” в поэзии как в “мягкой вечности” Ходасевича. Она фанатеет от стихов - все остальное для нее - постольку поскольку. Слушая, и читая стихи Светлана светлеет лицом. И Музы, постоянно видя Светлану Пешкова внутри или возле своего хоровода, по счастью, или просто потому, что в тот час никого, кроме Светланы рядом с ними не было - вознаграждают поэта.

В своем видео-интервью Светлана Пешкова говорит: "Я много путешествую и люблю открывать для себя людей, так я вдохновляюсь. В дороге я могу услышать строчку, заметить и запомнить образ. Но пишу я только дома, когда я смотрю на знакомый родной пейзаж, который виден у меня из окна. По себе я заметила - я могу писать только у себя на родине."

Это трогательная особенность творчество Светланы Пешковой напоминает, что великий русский поэт Иван Алексеевич Бунин три года учился в 70 километрах от Липецка - в Ельце - где сейчас замечательный Бунинский музей. Когда же Иван Бунин был вынужден покинуть революционную страну, то больше 30 лет - до самой смерти - он писал только о России, за исключением одного рассказа. Россия всегда была в душе, и перед глазами, и воссоздавалась под его бессмертным пером.

Итоги поэтического семинара, посвященного поэтам из Липецка, подвел поэт Сергей Бударин (см. окончание видео-интервью), его мнение напрямую относятся и к творчеству Светланы Пешковой: "Семантическое значение и происхождение слов наполняется смыслами из поколения в поколение.Насколько ты чувствуешь связь между словами, настолько читатель и будет тебе верить."

Поэтическое подвижничество суть характера Светланы Пешковой. Беззаветное служение - важнейшая составляющая поэтической жизни России.

И вот стихи:

Метаморфозы времени

А время не бежит и не течёт,

Не капает процентами на счёт.

Оно висит на веточках масличных,

Не зная, что материя первична,

Прикинувшись потерянным и бренным,

Чтоб вызвать сострадание Вселенной.

У времени капризное лицо

И сущность с откровенной хитрецой.

Оно для размышлений ищет пищу,

Съедая у маслины корневища,

Прикинувшись жестоким и надменным,

Чтоб вызвать уважение Вселенной.

Со временем картина не нова…

Никто его не хочет признавать

Ни другом, ни врагом, ни господином –

Оно в своих обличиях едино.

Прикинувшись невинно убиенным,

Мечтает поглумиться над Вселенной.

Для времени не важен блеск и шик,

Ему не нужен даже часовщик –

Оно детальной точности не ценит,

Ведь у него совсем другие цели:

Бездействовать и, нежась в лунной лени,

Однажды стать хозяином Вселенной.

***

где ты, прости

мой тихий собеседник

во мне закончились слова

сегодня шумные соседи

не стали нас перебивать

свеча моргнула близоруко

огнём обжёгся мотылёк и

лунный свет медовой струйкой

сквозь ткань гардинную протёк

сидим вдвоём в неловких позах

и я боюсь тебя спугнуть

густая тень китайской розы

с ковра сползает мне на грудь

прочтя вчерашнюю газету

шипом царапает диван

я обернулась…

друг мой где ты

во мне закончились слова

когда едва рождалась фраза

в язык воткнулся твёрдый знак

сейчас часы пробьют два раза

посуда звякнет

треснет ваза

и в дом заселится сквозняк

ЗАПОЗДАВШАЯ БАНДЕРОЛЬ

Когда июль шагнёт за окоём,

На почту бандеролька заказная

Придёт на имя (сразу не признаю),

Но вспомню: это девичье моё.

Коробку взвесят, сверят, отдадут.

Робея, положу её в авоську.

У нас тяжёлый груз в авоськах носят

И только в сердце носят ерунду.

Пойду домой лугами, напрямки.

В лугах – цветы.

А в строчке «Отправитель» –

Слова цветут. И буквы «Васин Витя»

Плетутся в васильковые венки.

Нельзя домой. И я сверну к реке,

Чтоб спрятаться, остыть и время выждать.

Мне больно расцарапает лодыжку

К подолу прицепившийся репей.

И там, и здесь – пытливые глаза,

И потому моим – скучать по воле.

На краешек помятой бандероли

Присядет золотая стрекоза.

Вода быстра, и ей не надо врать,

Моих волос коснутся ветки ивы.

Не поздно жить,

но поздно быть счастливой.

И я вернусь.

И сделаю возврат.

Август

Хочу любить,

Как никогда не смела -

Ярко, открыто, зрело.

Платья перекроить,

Переиначить мысли,

Краски перемешать…

Август. .Желтеют листья.

Август. ...Часы спешат.

Астры с ночного неба

Падают на траву.

Август.

Я, словно Ева,

Яблоко с ветки рву.

Продавец времени

Уехать вдруг за тридевять земель

И в городе чужом упасть на мель –

В гостинице валяться на кровати,

Пить виски с колой в баре «У Аматти»,

Бродить ночами, утром крепко спать.

И время по крупице продавать,

И падать тенью в мутные каналы,

И вдруг понять: для жизни века мало.

Рассыпались песочные часы.

Скрипят зубами каменные псы

И требуют последний миг продать им…

Искать от них спасенье у Аматти,

Последний миг глотнуть, запить...

Потом

Найти чужие тени под мостом.

И, глянув на густую муть канала,

Увидеть свой любимый шарфик алый.

Несекретный груз

Пора домой. Сегодня раньше встану.

Прощай, прощай, моя смешная грусть!

Я мысленно пакую чемоданы:

Футболка, свитер – всё моё приданое.

Но я везу куда ценнее груз:

Чужую речь, картинный вид с балкона,

Базарный шум, безумие коррид,

Покой камней, слезу святой Мадонны –

Что было на земле во время оно

И что ещё изведать предстоит.

Кладу в багаж лохматых пальм макушки,

Шелка небес, пещерный древний храм,

Вино дождей, луны лаваш надкушенный.

А старый зонт, тяжёлый и ненужный,

За просто так кому-нибудь отдам.

Свои трофеи выставлю на полку –

Мне яркость их не сможет надоесть,

Но станет волновать ночами долгими,

Будить азарт, баюкать чувство долга,

Внушать «охоту к перемене мест».

Сегодня, знаю, спросит на таможне,

Листая паспорт, бдительный сеньор: –

Мы Ваш багаж проверим, если можно? –

Конечно, только будьте осторожны –

Там сильный шторм и пики снежных гор.

Просто о любви

Наш домик остался в уральской артели,

под стражей задумчивых лип.

Я помню, как пламенно свечи горели,

их свет был по стенам разлит.

В морозном окне полыхали герани,

сквозняк что-то доброе пел.

Ты ночью с движением трепетной лани

вставала качать колыбель.

Я в жестах улавливал каждую малость,

твоей красотою томим –я помню,

когда ты с утра одевалась,

хотелось быть платьем твоим.

Мы были тогда и честнее, и проще.

Ты воду носила с реки,

грибы собирала в берёзовой роще,

кормила зверушек с руки.

А я – на все руки: охотник, добытчик,рыбак.

И в свои двадцать пять,

я в жизнь упирался рогами по-бычьи,

чтоб сделать счастливой тебя.

Но вдруг становился покорным и робким,

увидев цепочки огнейродного посёлка,

знакомую тропку

и пламя герани в окне.

Не лучшее занятие с утра

Пришла на пляж, едва дождавшись утра…

Бессонницей измучена душа.

Поехать в отпуск - это было мудро -

Забыть, как спать, чтоб вспомнить, как дышать.

Курортный город вышел на пробежку.

У каждого загар, дыхалка, пресс...

Логично стать объектом для насмешек,

Когда не контролируешь свой вес.

Поехать в отпуск – это было глупо,

Ничуть не легче стало у воды.

Рассматривая жизнь под старой лупой,

Не выйдет дни иначе проводить.

Уплыть, уплыть и лодочкой качаться,

Не видеть тех, кто краше и стройней.

Глупее становясь от часа к часу,

Совсем забыть о внутренней войне.

Всё ближе мне спокойствие и нега,

Всё дальше пляж, спасатели, курорт. ...

Вдруг слышу голос, вижу человека,

И он мне жизнь вдыхает через рот:

«Семь раз отрежьте, на восьмой - отмерьте,

Приходит опыт с помощью утрат,

А думать милой барышне о смерти -

Не лучшее занятие с утра…»

Про ворон и женихов

А дальше – нужно замуж, говорят.

Готовлю подвенечный свой наряд -

Вяжу, плету, крою, снимаю мерки.

Луна следит, до поздних зорь не меркнет.

Я даже завела себе ворон,

Чтоб ждали женихов со всех сторон.

Одна глядит уверенно направо:

Там прячется ручей в густые травы,

Бежит, звенит, стекает в буерак.

В той стороне живёт Иван-дурак.

Но дурней – их везде у нас полно,

Уж лучше жить в девичестве, одной.

Другая - положила глаз налево,

А там, в полях, цветет душистый клевер

И ластится к земле весёлый вьюн…

В той стороне живёт седой горбун.

И было десять жён у горбуна,

Не выжила при родах ни одна…

Неужто обошла меня судьбина?

Что толку от ворон? Куплю павлина…

Счастье - (не) за горами

Эх, Кама, взбалмошная Кама,

бушуй, силёнок не жалей!

А я ношу на шее камень,

он с каждым годом тяжелей.

Терплю.

С утра в оконной раме

читаю слов картонных муть

О том, что счастье – за горами,

а что за горы – не пойму.

В моей постели спит Надежда,

но спит с другим.

Не в этом суть.

Порой себя надеждой тешу,

что горы сдвинутся чуть-чуть.

В моём дворе не сохнет лужа,

насколько помню, третий год.

Наш пермский климат верно

служит в бюро создания болот.

Земля давным-давно пропита-на-сквозь

похмельною мочой.

Возможно, где-то залежь спирта

откроет пермский мужичок

И тем прославит область нашу.

Запьём… А глобус мне на кой?

Там, за горами – Маша. Ма-ша…

И неизвестный мне покой.

Норильская саранча

Старею...

Стала часто вспоминать

себя - девчонкой,

ялтинское лето

и дачу, где отмытый, отогретый

ютился наш норильский интернат.

Повсюду спел манящий виноград,

но не поспел –

он был за месяц съеден.

Мы слушали гневливый ор соседей,

стыдились и бежали загорать.

Мы крали тюль для бредней и сачков,

ловили рыб, воруя ночью сети.

Но, не поймав ни камбалы, ни сельди,

охотились на крабов и рачков.

Что можно было съесть – летело в рот,

в округе нас прозвали "саранчата".

Но к августу ожившие ребята

уже не походили на сирот.

Когда народ пришёл нас провожать,

мы каялись, вернув сачки и сети.

И плакали счастливые соседи,

собрав нам уцелевший урожай.

Первый снег

Заснежило так рано неспроста -

зима в пути.

И кажется, не ново,

что жаром красно-жёлтая листва

сжигает войлок снежного покрова.

А снег идёт - настойчивый, живой,

ни места, ни пути не выбирая,

как будто возвращается домой

из дальнего неласкового края.

И стало всё по-старому опять,

но как-то ново:

первый снег белее,

летят снежки в совсем других ребят,

в другие стёкла «Кожгалантереи».

И хочется запомнить жар листвы

и выронить возвышенное слово.

Но всё, что будет сказано, увы,

как снег, старо.

А кажется, что ново…

Этот снег Саид,

собрав старания в сугробы,

стоит среди зимы, разинув рот…

А снег ещё настойчивей идёт,

пятная мандаринность новой робы.

Невиданная щедрость русских зим

как чуждый перевёртыш жизни бывшей –

в Ташкенте осыпались с неба вишни,

черешня, абрикосы и кизил...

Сочится рыбный запах из столовой

и вкусно оседает на бульвар.

А в съёмной неуютности Гюльнар

баранину разделала для плова,

промыла рис и села у плиты…

Её страшит чужая жизнь и стужа.

А этот снег – разнузданный, ненужный,

как будто прямо в сердце ей летит.

Странный гость

Мой странный гость,

как я, не любит шума,

Спокоен, нелюдим - мы с ним родня.

Приятно с кем-то молча долго думать

И редкие слова в ладонь ронять.

Плету из ярких слов цветные бусы,

Из серых – сеть, из розовых – венки.

В дождливый день, бродяга рыжеусый,

Приходит, чтоб разматывать клубки.

Но чаще он сидит на старом стуле,

Я рядом ставлю миску с молоком.

И свято место в доме не пустует,

Пока святое место - этот дом.

Баю-баю

Баю-баю... снов не видит

Старый хутор по ночам.

По дворам, заросшим снытью,

Бродит лунная печаль.

То, вздохнув, уронит грушу,

То прольёт вишнёвый сок,

То из бурой вязкой лужи

Смачно сделает глоток.

То водой в колодце булькнет,

То возьмётся в окна дуть.

А устанет – ляжет в люльку,

Позабытую в саду.

Ветер люлечку качает,

Осторожный, словно вор.

За плетнями, нескончаем,

Стелет простыни простор.

Заглянула в люльку птица –

Ищет гнёздышко птенцам...

Седовласый пар клубится

У прогнившего крыльца.

Речка звёзды привечает,

Привечать чужих – не грех.

Над заброшенным причалом

Вьётся иволговый смех.

Волк, свернувшийся в калачик,

Спит у чёрного куста.

Баю-бай.

Никто не плачет.

Ночь.

И люлечка

пуста.

Девушка из Ельца

Любушка, Любушка, девушка из Ельца,

Локон ковыльный треплется на ветру…

Мать причитала, мол, воду не пить с лица,

Женщину красят скромность и честный труд.

Любушка, Любушка, мама была права:

Больно густы ресницы, изящна бровь,

Губы припухлые – ими бы целовать,

Ими шептать в ночи: "Я любовь, любовь..."

Любушка, Любушка. Каждый в тебя влюблён.

Место ли розе там, где растёт бурьян?

Хочется туфли, колечко, духи, бельё,

Хочется всё…

Но муж постоянно пьян.

Любушка, Любушка.

Бог приказал терпеть.

Счастье – в тебе, не надо его искать.

В синих глазах – бесконечный простор степей.

Что же так манят эти шесть букв –

Москва?

Любочка, Люба…

Машины, поток огней,

Город зажат в тиски четырёх колец.

В грязном кювете за МКАДом лежит пять дней

Люба...

Любовь с билетом «Москва – Елец».

Берега обетованные

Я встречу май в приморском городке,

где пёстрый день слоняется по пирсу.

Там жизнь бежит беспечно, налегке,

пекут лаваш – чуть толще, чем папирус.

А кофе, обжигая горько рот,

дурманит смесью перца и корицы.

Там рыжий пёс у рыночных ворот

кого-то ждёт, заглядывая в лица

таких же отдыхающих, как я, –

беспечных, бледноликих и нездешних…

Сидеть в кафе, любуясь на маяк,

холодный чай закусывать черешней,

и, от безделья мучаясь, искать

героев ненаписанных романов,

прислушиваясь к шёпоту песка

заветных берегов обетованных.

Я здесь жила. И сотни лет назад

лаваш пекла, рвала черешню в мае.

Мне рыжий пёс заглядывал в глаза,

он был моим, я точно это знаю.…

Седой хамсин окутывал залив –

мне этот день веками будет сниться –

я помню кровь в оранжевой пыли

и тряску в незнакомой колеснице,

горячий липкий взгляд, холодный зной,

желанье умереть и ужас выжить.

И мчалось солнце по небу за мной

отважным псом – взлохмаченным и рыжим.