Елена Мисюрина: «Врач всем должен, а сам никак не защищен»

Обсуждение сурового приговора врачу-гематологу Елене Мисюриной не утихает. Врачи не на шутку обеспокоены им и не напрасно, поскольку такая ситуация может произойти с каждым. Многочисленные комментарии не прошли мимо Следственного комитета России, который и возбудил уголовное дело против Мисюриной. Оказалось, что подобных дел в прошлом году было возбуждено почти две тысячи! А «сигналов» в Следком поступило больше 6 тысяч... Не впору ли вести речь о новой кампании против «врачей-убийц»?

Впрочем, вот каким был ответ следователей России врачам России:

«В связи с многочисленными комментариями в СМИ относительно дела московского врача, привлеченного к уголовной ответственности, считаем необходимым пояснить следующее. Вызывает крайнее удивление, когда приговор суда медицинскому работнику берутся комментировать другие люди, в том числе из сферы медицины, даже не будучи ознакомленными с материалами конкретного уголовного дела, по сути подвергая сомнению компетенцию своих же коллег, дававших экспертное заключение по этому делу. В данном случае они не только нарушают элементарную этику, но и провоцируют недоверие граждан к медицинской системе в целом. Еще большее удивление вызывают комментарии лиц, которые не имеют представления ни об экспертной деятельности, ни о следственной работе, не говоря уже о материалах конкретного дела.

Действительно, уголовные дела о ятрогенных преступлениях крайне сложные. Но деятельность органов следствия строится таким образом, чтобы максимально объективно разобраться в каждом конкретном происшествии. Граждане очень часто сообщают нам о врачебных ошибках, но далеко не в каждом случае речь идет о преступлении. Мы тщательно проверяем любое обращение, но лишь в каждом третьем случае возбуждается уголовное дело. Например, в 2017 году в СК России поступило 6050 сообщений о таких преступлениях, и по результатам их рассмотрения возбуждено 1791 уголовное дело.

Что касается самого процесса расследования, Следственным комитетом организовано повышение квалификации следователей, которые расследуют такие преступления. Для этого привлечены ведущие научные и учебные заведения. Следователи должны иметь полное представление о специфике врачебной деятельности, знать ведомственные нормативные акты Минздрава России, возможности судебно-медицинской экспертизы и грамотно ставить вопросы эксперту. Однако необходимо иметь в виду, что окончательное решение по уголовным делам о врачебных ошибках следствие принимает на основании результатов экспертиз, которые проводят тоже медицинские эксперты. Нередки случаи, когда потерпевшие с недоверием относятся к результатам первых экспертиз, ссылаясь на предвзятость, корпоративную этику врачей, и ходатайствуют о проведении повторных исследований в других экспертных учреждениях. И следствие удовлетворяет такие ходатайства. Есть и такая практика, когда при совершении преступления в одном субъекте повторные экспертизы для объективности назначаются в другом регионе. Если решения экспертов совпадают, сомнений ни у кого не остается. Но бывает ситуации, когда мнения экспертов регионального уровня расходятся, и следствие вынуждено назначить экспертизу в Российском федеральном центре судебных экспертиз. Пока такой центр только один, и с учетом нагрузки на его экспертов на это могут уходить месяцы.

Еще раз важно подчеркнуть, что выводы следствия и суда базируются на мнении независимых экспертов, высказанных в ходе проведения нескольких экспертиз. Поэтому никакой негативной тенденции, связанной с привлечением к уголовной ответственности врачей, нет и быть не может.

Вместе с тем Следственный комитет с большим уважением относится к медицинским работникам, понимая, насколько ответственна и важна эта гуманная профессия. Когда врачи сами становятся жертвами преступлений, СК России незамедлительно реагирует на такие факты, вставая на их защиту.

Официальный представитель Следственного комитета

С.Петренко»

В этой связи, нельзя не привести и слова самой Елены Мисюриной, которую посетила в СИЗО № 6 и записала ее монолог журналист «Дождя» и член ОНК по Москве Когершын Сагиева:

«Это был полный шок, мы шли за оправдательным приговором. Я была с прической, нарядная, никаких вещей с собой, а потом я слышу — два года реального срока, и на меня надевают наручники. Мне понравилась формулировка: «особо опасна». Конвоиры говорят, дожили, уже и врачей сажают. Я знаю, что абсолютно все восприняли случившееся со словами «этого не может быть», и я не ожидала такой поддержки. Не ожидала, что в СИЗО ко мне по-человечески отнесутся. Думала, будут ужасы.

То, что случилось, за гранью понимания. Когда прокурор на суде говорил, что академик (РАН, гематолог Андрей) Воробьев, который выступал в мою защиту, в слабом уме, когда проигнорировали главного гематолога Минобороны (Олега) Рукавицына, когда говорили, что все эксперты с мировым именем, которые были на моей стороне, пришли меня выгородить — мне казалось, это абсурд. Скажите, как судья может ссылаться на патологоанатомическую экспертизу клиники МЕДСИ, если у больницы пять лет не было лицензии на эту деятельность, а у врача, что проводил вскрытие, не было даже трудового договора? Как мог тот патологоанатом дать заключение на первый день пребывания пациента в клинике — он что, уже тогда его вскрыл? Но показания этого врача легли в основу двух обвинений.

Смотрите, человек с ранением не смог бы полтора дня ходить, водить машину. Если бы было ранение, то из артерии кровь за 20 минут бы вытекла, он бы у меня с кушетки не встал. Выходит, через четверо суток пациента оперируют, он умирает, патологоанатом показывает на меня. А следователь говорит — вы извините, так велено. Я еще пожалеть его должна? Что происходило дальше, когда истек срок давности (расследования) по 109-й статье (УК, Причинение смерти по неосторожности)? Ее переквалифицировали на 238-ю (Выполнение работ или оказание услуг, не отвечающих требованиям безопасности). Следователь прямо глядя в глаза мне говорил «Вас осудят, что бы вы ни делали».

Три года условно просил прокурор, и еще на три года отстранение от практики, но судья сказала — реальный срок. При этом мотив — умышленное деяние — так и не был доказан. Мы искали правду в Следственном комитете Москвы, в прокуратуре Москвы, никто не встал на защиту. Машина работает. Мне интересно, как эти люди спят по ночам. Ведь у них есть дети.

Врачей уже загнали окончательно, врач всем должен, но он сам никак не защищен. Ведь любая манипуляция влияет на состояние пациента, это всегда риск — тогда вообще лучше ничего не делать, не оперировать. Мы должны улыбаться, заполнять тонну бумаг, а прав никаких нет, даже права на защиту. Я серьезно думаю, буду ли заниматься медициной в дальнейшем.

Все четыре года, что тянулись суды, я работала. Мы построили в Москве гематологическое отделение, там рождаются здоровые дети, даже если у матери обнаруживаются гинекологические заболевания, мы организовали донорство.

И такой приговор — катастрофа, а ты хоть головой бейся. Как мы решим, так и будет». Родственников не осуждаю, они потеряли близкого человека. Но кроме того, что меня посадили, ещё и предъявлен иск на 15 миллионов рублей.

То, что произошло — за гранью понимания. И я знаю, что это не первый случай: многие врачи были в такой ситуации. Врач Цыбульская из Петербурга — ведь понятно было, что с таким зажимом внутри пациент жить не может (Хирурга Ирину Цыбульскую обвиняют в том, что она забыла инструмент в животе пациента, мужчина умер. Защита отрицает это. — прим.) Я очень надеюсь, что дело пересмотрят. Ведь у всех этих людей, которые меня посадили, есть руководство, и теперь оно в курсе. Но сколько ждать аппеляцию, сколько я еще проведу в тюрьме, не знаю. Мне не легко здесь просто сидеть, я человек деятельный, но сдаваться, падать духом не собираюсь.

И я думаю, что в будущем должна появиться организация, которая будет нас — врачей — защищать...»