"Милости и пощады я у вас не прошу". Историка Дмитриева выпустили из СИЗО

Юрия Дмитриева обвиняют в «использовании несовершеннолетней приемной дочери для изготовления порнографии» и в «развратных действиях» с ребенком. В переводе на человеческий: Дмитриев несколько лет фотографировал болезненную девочку для контроля ее физического развития. Снимки хранил на компьютере, никому их не показывал и не отправлял. Однако каким-то образом о них узнала полиция. Экспертиза, проведенная по просьбе следствия, сочла девять из двух с лишним сотен фотографий порнографическими.

Его задержали и предъявили обвинение.

В ходе суда адвокат Виктор Ануфриев добился проведения дополнительной экспертизы фотографий. Новое исследование не обнаружило в снимках признаков порнографии. Тогда прокуратура придумала для Дмитриева еще одно испытание: его транзитом через «Бутырку» отправили на психиатрическое обследование в Центр им. Сербского. Экспертиза завершилась 19 января.

И вот сейчас он дома. До суда.

"Когда меня забрали, мне оставался месяц до окончания труда, над которым я работал десять лет. Это книга о спецпоселенцах в Карелии. Надо вернуть имена 126 тысячам людей, которых привезли сюда в Карелию строить социализм. Это раскулаченные крестьяне. Ну, «раскулаченные» — это термин такой весьма хитрый, по большому счету я не имею права называть их раскулаченными, но их сюда выслали по крестьянским делам. Кого-то семьями, кого-то одиночками. И вот они здесь строили спецпоселки свои в лесу, умирали пачками. И я сейчас должен вернуть эти имена. Потому что у нас в Карелии как минимум 20 процентов людей — это их потомки, которые уже не знают, откуда их прадедушка с прабабушкой родом, где их гнездо. Увидят, узнают. Я пишу: когда привезли, кто раскулачил, в каких спецпоселках жили, даю координаты кладбищ, как туда проехать. Если человек сменил фамилию, я даю старые фамилии."- рассказал он о своем предназанчении "Новой газете".

"У каждого свой путь. Я для себя выбрал путь не очень спешный, но, с моей точки зрения, очень важный. Надо воспитывать народы. У каждого из нас есть семья. И у меня такая теория родилась, что если мы узнаем, кто были наши бабушки, прабабушки (условно — до седьмого колена) и что они сделали для страны в свое время, то эти знания помогут нам критически относиться к любой власти. Ну во всяком случае не верить тому, что написано на заборе и плакате.

Я стараюсь заполнять белые пятна, которые прерывают чей-то род. Если человек будет это знать, вряд ли какой-то соловей сможет ему что-то в уши напеть. Он скажет: «Да мы это уже проходили, вот моему прадеду так же врали». Вот такой я выбрал путь. Я уже не хожу давно на митинги. Просто сижу и работаю. Потихонечку, с документами. Я понимаю, что это сложно, но в моих книгах не должно быть ни слова лжи. Христу тоже было тяжело крест тащить на Голгофу. Это вот моя персональная Голгофа".

Вы многое повидали: 30 лет выкапываете останки расстрелянных. Вас, наверное, трудно чем-то удивить, и все-таки — к чему в ходе процесса вы не были готовы?- задал вопрос корреспондент.

— Подобной «командировки» я ждал уже несколько лет. Не знал только, по какой причине путевку оформят. Я понимал, что могут подкинуть оружие, наркотики, устроить аварию, поэтому немножечко остерегался. Но о таком развороте событий я не думал. Ну ничего, собрался в кучу.

Товарищ следователь меня пугал: «Все, теперь семья от тебя отвернется». Я говорю: «Балбес ты. Детей воспитывать правильно надо, чтобы они от тебя не отвернулись, не стали павликами морозовыми».

Они почему-то решили, что меня можно прессануть и все этому поверят. Вот чего я не ожидал — что меня поддержат столько смелых людей. Одно дело — где-то на кухне переживать, а прийти в суд или написать письмо с обратным адресом — это уже позиция. Меня удивило, что таких людей много.

-Принято считать, что тяжело сидеть по статьям, которые вам инкриминируют. Как к вам относились?

— Весьма достойно. В том числе, наверное, потому, что я человек чуть-чуть в Карелии известный своей работой по увековечиванию памяти, и все местные диаспоры своим представителям сказали: ыыыть! А во-вторых, я ведь тоже знаю, как себя вести. Я понимаю, что статьи подлые. Я так [сокамерникам] и объясняю: статьи подлые, но это заказуха. Единственный раз, в Москве, минут десять [арестанты] совещались.

— В «Бутырке»?

— Да. Стали проверять по своим каналам: кто, чего. Через десять минут пришел сигнал от кого-то главного: «Заходи, дорогой». Многие, кто сидят в тюрьме, и сами умеют хорошо обманывать, и прекрасно различают обман, неправду, укрывательство. Почище любого следователя.

Я знаю судьбы очень многих людей, которые прошли через этот изолятор в 30-е годы.

Поэтому мне достаточно легко было выбрать на их примере ту модель поведения, по которой нужно было себя вести в следственном изоляторе. Говори правду и ничего не бойся. Оставайся независимым. Не позволяй на себе ездить. Мне часто вспоминались слова Варвары Брусиловой*: «Милости и пощады я у вас не прошу. Любой ваш приговор я приму со спокойной душой и совестью, потому что по моим религиозным верованиям смерти нет».

Соратники Дмитриева уверены, что его преследуют за многолетнюю работу по восстановлению памяти о жертвах политических репрессий. Историк обнаружил Сандармох — место казни более 9 тысяч человек во время Большого террора, а также масштабные захоронения вдоль Беломорканала, вокруг Петрозаводска, на Соловках.

В защиту Дмитриева выступили десятки известнейших деятелей культуры.

*(молодая дворянка Брусилова в начале 1920-х годов выступала против гонений на церковь, за что была заключена в Соловецкую тюрьму, а в 1937-м расстреляна у 8-го шлюза Беломорканала)