Успех в войне, провал в мире: чем запомнилась внешняя политика России в 2017 году

Об успехах и разочарованиях российской внешней политики в уходящем году пишет директор Московского Центра Карнеги Дмитрий Тренин. По мнению эксперта успехом стало завершение основной фазы военной операции в Сирии. К счастью, второго Афганистана не случилось, Москва не попала в тиски суннитско-шиитского разлома, не понесла тяжелых потерь и при этом не утратила способности к миротворчеству. Военные действия и дипломатические усилия удачно сочетались, была создана невиданная ранее коалиция с Ираном и Турцией, при взаимодействии с Саудовской Аравией, Иорданией, Египтом и Израилем.

Удалось сохранить целостность сирийского государства, разгромить экстремистское, запрещенное в РФ «Исламского государства» и подтвердить статус России как великой мировой державы.

Однако на западном направлении все было совсем не так гладко, особенно в отношениях с США. в уходящем году Россия стала фактором внутренней американской политики, причем надежд на улучшение отношений при Трампе нет, а есть только опасения дальнейшего их ухудшения. Конгресс США в отместку за российское вмешательство в выборы расширяет санкции против России, а средства массовой информации изображают Россию худшим врагом Америки.

Немногим лучше складываются отношения с Европой. Выборы во Франции выиграл не фаворит Москвы Франсуа Фийон, а гораздо менее расположенный к Москве Эммануэль Макрон, тем самым надежд на ослабление и снятие антироссийских санкций не осталось. Подобным образом развивается ситуация и в российско-германских отношениях, которые отяготились взаимным раздражением и подозрительностью.

Главной причиной такого положения дел эксперт считает неутихающий конфликт в Донбассе, который дает полные основания Киеву называть себя «жертвы агрессии». В Москве все отчетливее понимают, что переориентация Украины на Запад – свершившийся факт, однако все еще не могут осознать реальность длительного соседства «с враждебной сорокамиллионной страной, которая будет постоянно требовать деоккупации территорий и компенсации за нанесенный ущерб». Если Сирия по мнению эксперта – это высшая точка российской внешней политики, то Украина – безусловно низшая.

Другие направления выглядят не столь драматично. Крепнет союз с Китаем, который получает все больший доступ к российским энергоресурсам и военным технологиям. Однако экономическое сотрудничество укрепляется не слишком быстро, и асимметрия между динамичным и сильным Китаем и депрессивной Россией проявляется все больше.

Затянулась стагнация в российско-индийских отношениях, да и вообще, несмотря на вступление Индии и Пакистана в Шанхайскую организацию сотрудничества,

южноазиатское направление внешней политики России в этом году просело. Вероятно, это результат дефицита ресурсов, который сказывается также и на потенциально перспективных отношениях с таким сильным партнером, как Индонезия. Для России выход в регион, где проживает 500 млн человек, «труден из-за ограниченного предложения конкурентоспособной российской продукции и из-за недостатка экспертизы...»

Продолжала в истекающем году Россия и диалог с Японией, который открыл путь к экономическому сотрудничеству, По мнению эксперта, хорошие отношения между Путиным и премьером Японии Абэ, значительно приблизили страны к вопросу о мирном договоре и о границе. Однако, для решения этой проблемы у Москвы и Токио остается довольно узкое окно возможностей – 2018–2020 годы.

На постсоветском пространстве России решала тактические задачи. Учитывая то, Институты Содружества независимых государств постепенно отмирают, российская внешняя политика «спокойно наблюдала за умеренной диверсификацией – в сторону развития отношений с Евросоюзом – внешних политик Белоруссии и Армении, стараясь при этом поддерживать тесные контакты с Минском и Ереваном, а сама уделяла больше внимания Казахстану и среднеазиатским соседям, включая Узбекистан.

Итак, подводит итог эксперт, российская внешняя политика 2017 года запомнилась прорывом на Ближний Восток, углублением конфронтации с США и отчуждением с Европой, болью конфликта на Украине, тактическим продвижением в Азии и поддержанием статус-кво на постсоветском пространстве. Но этот вывод был бы не полон без упоминания о методах внешней политики и ее цене.

Нет сомнений, что Россия существенно расширила свой внешнеполитический инструментарий, возродилась и внешнеполитическая пропаганда, которая, казалось, умерла вместе с Советским Союзом. Но речь не идет о пропаганде достижений российской политической системы, экономики, науки и техники, культуры или идеологии и ценностей, а о критике современных западных обществ, о развенчании западной демократии. Боязнь «кремлевской пропаганды», которая возродилась на Западе – это наиболее объективная оценка действенности усилий на этом направлении.

Другая новация - диверсификация политических контактов. Если прежде они ограничивались общением с действующими властями и системной оппозицией, то теперь рамки расширены. «Знаковым в этом отношении стало приглашение в Кремль в ходе французской предвыборной кампании кандидата в президенты Франции Марин Ле Пен.

Российские политики налаживают контакты в Европе с крайними – правыми или левыми и не скрывают своих предпочтений на тех или иных выборах, выражая готовность работать со всеми, кто пользуется сколь-нибудь значимой поддержкой в своих странах. Вероятно, этот урок Россия извлекла, наблюдая, как активно западные чиновники активно общаются с несистемной оппозицией в странах с авторитарными режимами, часто поддерживая ее материально.

Третья новация - это участие в российской внешней политике граждан и групп, номинально не связанных с государством: «патриотических хакеров», российских добровольцев в Донбассе, частных военных компаний в Сирии. Отдельные дружественные Кремлю персоны не только делают важные внешнеполитические заявления, но и проводят крупные мероприятия за пределами страны от своего имени, что дает российской внешней политики дает возможность осуществлять действия, формально не неся ответственность за них.

В тоже время, активность и размах российской внешней политики резко контрастируют с ограниченными экономическими и финансовыми возможностями современной России. И в Кремле, судя по всему, сознают угрозу возможного перенапряжения. Так удалось удержать в финансово приемлемых рамках сирийскую кампанию, которая еще окупится в результате роста престижа России и ее оружия на рынке вооружений.

А вот приглашение Ле Пен в Кремль было сделано скорее в расчете на громкое заявление, чем в расчете на конкретный результат. Действия «патриотических хакеров» же настолько возмутили США, что это они только усилили санкции.

Главная проблема, заключает Тренин, в том, что России увлекается тактическим эффектом без постановки стратегических целей и проработки путей их достижения...

Полностью здесь