"Стена скорби" стала символом нового издания сталинизма

Кремль сдержал слово. 30 октября, в день памяти жертв политических репрессий, во исполнение приказа Путина от 30 сентября 2015 года на пересечении проспекта академика Сахарова и Садового кольца в Москве открыта «Стена скорби» скульптора Георгия Франгуляна. Не на Лубянке, где заложен Соловецкий камень. Но и не во дворе Бутырской тюрьмы, как некоторые предлагали в 2008-м. А на вполне видном месте. На открытии присутствовали официальные лица. Выступал президент Путин.

В стране со сталинским механизмом власти, с новыми репрессиями и новыми политзаключёнными, с организацией «Мемориал», существующей на правах «иностранного агента», российская власть одобрила установку ОБЩЕНАЦИОНАЛЬНОГО памятника жертвам сталинских (да, именно сталинских, хотя этого и нет в названии!) политических репрессий, памятника, который впервые был обещан Никитой Хрущёвым на XXII съезде КПСС в 1961 году.

Как оценить это событие? Вот мнение исполнительного директора Международного общества «Мемориал» Елены Жемковой:

«Тридцать лет (со времени создания общества «Мемориал» — И.П.) мы добивались, чтобы этот памятник был. Теперь он будет открыт первым лицом государства и от лица государства. Это значит, что государство говорит: террор — это преступление. Массовые убийства людей — преступление».

А вот оценка авторов недавнего заявления Конгресса российской интеллигенции:

«Это знак признания преступлений, которые совершались в тридцатые годы».

Вроде бы всё правильно. И в то же время нет. Это не знак признания преступлений, которые совершались в 1930-е годы. Это знак признания ПЕРЕГИБОВ в репрессиях того времени. Сегодня массовые репрессии типа сталинских не нужны, поэтому перегибы можно и признать, и осудить. И Сталин осуждал. Сегодня российское общество и без массовых репрессий лояльно относится к верховной власти. Да к тому же находится под пристальным надзором разного рода силовых структур, которым достаточно лишь время от времени репрессировать так называемых экстремистов и террористов, чтобы поддерживать в обществе необходимый тонус. Даже репрессировать «пятую колонну» сегодня необязательно. Достаточно утвердить в обществе саму идею её существования.

Это продвинутый сталинизм информационной эпохи, сталинизм, который не боится свободы слова, потому что прекрасно овладел различными способами её девальвации. Сегодня на фронт девальвации антисталинизма брошена новый кандидат в президенты России Ксения Собчак, не только засветившаяся на ежегодной акции «Возвращение имён», но и выступившая с резким антисталинским памфлетом в Инстаграмме.

А 20 декабря та же власть, что открывала «Стену скорби», будет отмечать столетие ВЧК. Уже готова юбилейная медаль «100 лет ВЧК КГБ ФСБ». Названия этой организации времён Сталина – ОГПУ-НКВД-МГБ исключены. И это тоже весьма показательно.

Первый раз я выступила против такого памятника в 1998 году, когда в ответ на постановление администрации Новосибирской области «О проведении открытого конкурса на лучший проект памятника жертвам политических репрессий» опубликовала статью в газете «Советская Сибирь», в которой писала о его несвоевременности. Я считала, что сооружение такого памятника станет своего рода индульгенцией для российской власти. Уже тогда было понятно, что к покаянию оказались неспособны ни власть, не давшая государственной оценки репрессий как массового убийства людей, санкционированного «сверху», ни общество, которое предпочло вновь не помнить о своём трагическом прошлом.

В 2008 году на портале «Грани.ру» я вновь выступила против памятника, идея которого стала в очередной раз обсуждаться с подачи Михаила Горбачёва на пресс-конференции 4 июня того года. Я писала, что спустя десять лет атмосфера в стране только ухудшилась. Всё это время власть целенаправленно культивировала образ Сталина как великого государственника, и результаты уже тогда были налицо, судя по опросам общественного мнения. Создание памятника в 2008 году могло служить только легитимации верховной власти, которая по сути воспроизвела сталинский механизм управления, прикрыв его ширмой «суверенной демократии».

Я была против в 2015-м. Тогда, с одной стороны, 15 августа премьер Медведев подписал документ под названием «Концепция государственной политики по увековечению памяти жертв политических репрессий», а президент Путин – приказ о возведении памятника. А через месяц Главное управление Минюста РФ обвинило организацию «Мемориал», ранее уже признанную «иностранным агентом», в том, что её члены «подрывают основы конституционного строя России, призывают к свержению действующей власти и смене политического режима в стране». 16 декабря Замоскворецкий суд Москвы отклонил заявление правозащитников, пытавшихся протестовать против этого обвинения.

Я и сегодня против. С моей точки зрения, такой ОБЩЕНАЦИОНАЛЬНЫЙ памятник должен был стать символом пройденного российским обществом пути к свободе, символом его зрелости и гражданственности. Однако стал символом нового закрепощения. Символом новой версии просталинской концепции советской истории. Символом нового издания сталинизма. Весьма показательно, что россияне пожертвовали на этот памятник всего 45 с небольшим млн. рублей. Основную сумму – 300 млн. выделило правительство Москвы. Я вижу в этом не равнодушие, как считают многие, а то, что простой российский народ при всём его верноподданичестве, при всей лояльности к нынешней верховной власти на каком-то глубинном уровне гораздо лучше «прогрессивной» интеллигенции чувствует фальшь происходящего.

А вот в конце 1980-х – начале 1990-х, в краткий период пробуждения памяти этого самого народа, ситуация была иной. Это был момент, когда и «Мемориал» мог стать не обычной неправительственной организацией наряду с другими НКО, а настоящим общественно-политическим движением. Более того, мог перерасти в реальную оппозицию власти, за реальными членами которой символической стеной стояли бы миллионы погибших – замученных в тюрьмах и расстрелянных, умерших от голода на воле и в лагерях, спецпосёлках и в ссылке, выживших, но навсегда сохранивших горькую память о своей истории. Но не стал. Представители «Мемориала» открывали памятник вместе с представителями Кремля. То есть согласились, что «...эти люди простили меня».

Эта строка из стихотворения «Амнистия» поэта Ивана Елагина (1918–1987), написанного много лет назад, на мой взгляд, нравственно безупречно отражает и сегодняшнюю ситуацию с открытием «Стены скорби» в Москве:

Еще жив человек,

Расстрелявший отца моего

Летом в Киеве, в тридцать восьмом.

Вероятно, на пенсию вышел.

Живет на покое

И дело привычное бросил.

Ну, а если он умер,

Наверное, жив человек,

Что пред самым расстрелом

Толстой

Проволокою

Закручивал

Руки

Отцу моему

За спиной.

Верно, тоже на пенсию вышел.

А если он умер,

То, наверное, жив человек,

Что пытал на допросах отца.

Этот, верно,

на очень хорошую пенсию вышел.

Может быть, конвоир еще жив,

Что отца выводил на расстрел.

Если бы я захотел,

Я на родину мог бы вернуться.

Я слышал,

Что все эти люди

Простили меня.

Статья написана специально для «Новых Известий»