В первые месяцы Первой мировой войны, в разгар зажигательного шовинизма в Британии, поэт Доротея Холлинс из Женской рабочей лиги предложила, чтобы безоружная тысяча из организации «Экспедиционный корпус женщин за мир» пересекла «вооружённую до зубов Европу «и встала между воюющими армиями». Великая схема Холлинс не была реализована, но она не возникла в вакууме, а была взращена веком активности, в значительной степени, основанной на материнской любви. Или, как писала её соратница по борьбе за мир Хелена Суонвик: общем страхом того, что на войне «женщины умирают, видят смерть своих детей, у которой нет славы; ничего, кроме ужаса и стыда».
Суонвик помогла основать Женскую международную лигу за мир и свободу, организацию, призванную ликвидировать войны. Она надеялась на «мир в далёком будущем, в котором не будет ни одного солдата». Многие активисты полагали, что, если бы женщины имели политическую власть, они не стали бы вести войну. Но насколько это верно? Становится ли конфликтов меньше, когда женщины приходят к власти или когда растёт их представительство в парламенте?
Если вы зададите этот вопрос вслух, не пройдёт и минуты прежде чем кто-то вспомнит Маргарет Тэтчер, британского премьер-министра, которая вела чрезвычайно популярную войну за Фолкленды, что привело к её ошеломляющей победе на выборах в 1983 году. Тэтчер едва ли является единственным женщиной-лидером, которая вела себя таким образом. Стоит вспомнить Боудику, царицу восточных англичан Ицени, которая возглавила народное восстание против римских захватчиков; или Лакшми Бай, королеву джханси и лидера индийского мятежа 1857-58 годов против англичан; или даже Эммелину Панкхерст, которая начала кампанию британских суфражисток против войны, с поджогами и битьём окон, а затем, в 1914 году, стала сторонником вступления Великобритании в Великую войну.
Но эти примеры анекдотичны, потому что на протяжении всей истории женщины-лидеры были крайне редки. Между 1950 и 2004 годами, согласно данным, собранным Кэтрин В Филлипс, профессором лидерства и этики в Бизнес-школе Колумбии, только 48 национальных лидеров в 188 странах — менее 4% всех лидеров — были женщинами. В их число вошли 18 президентов и 30 премьер-министров. В двух странах, Эквадоре и Мадагаскаре, лидеры-женщины пробыли у власти всего два дня.
Учитывая крошечную выборку, действительно ли имеет смысл ставить подобный вопрос: насколько вероятно то, что женщины реже чем мужчины будут вести войны? Медицинский антрополог Кэтрин Пантер-Брик из Центра международных исследований им. Макмиллана в Йельском университете, читает, что пол тут не имеет значения: «это стереотип, который предполагает, что руководить несложно» — сказала она мне. Возможно, на её взгляды повлияли такие мыслители, как Стивен Пинкер. В «Ангелах нашей природы» (2011), труде, который исследует насилие на протяжении всей истории человечества, Пинкер писал: «Женщины были и будут, успокаивающей силой». Это предположение не всегда основано на реальности, говорит Мэри Каприоли, профессор политологии Университета Миннесоты. Наряду с Марком Бойером из Университета Коннектикута она насчитала 10 военных кризисов в 20 веке, в которых участвовали четыре женщины-лидера (семь из которых происходили при участии Голды Меир, премьер-министра Израиля с 1969 по 1974 год). Говорят, что для оценки поведения женщин-лидеров во время кризисов требуется большая выборка «которую история не может обеспечить».
Оиндрила Даб, профессор исследований глобального конфликта из Чикагского университета и С.П Хариш в Нью-Йоркском университете изучили четыре века европейской истории. В своём ещё не опубликованном труде они рассмотрели правление 193 монархов в 18 европейских государствах или политических образованиях в период с 1480 по 1913 год. Хотя только 18 процентов монархов были королевами, что делало анализ менее статистически достоверным — они обнаружили, что государства, управляемые королевами, на 27 процентов чаще участвовали в межгосударственных конфликтах. Незамужние королевы с большей вероятностью вступали в войны, в которых их государство подвергалось нападениям, возможно, потому, что они воспринимались как слабые.
По словам Каприоли, страх оказаться слабой влияет на современных женщин-лидеров, возможно, заставляя их уделять чрезмерное внимание вопросам безопасности и обороны. Она отмечает, что женщины, которые подражают мужчинам, такие как Тэтчер, Меир и премьер-министр Индии Индира Ганди (1980-84) — утверждавшие, что они «биполые люди», ни мужчина или женщина – скорее, преуспели в качестве политических лидеров. Им также приходилось бороться с негативными стереотипами противников мужского пола: например, бывший президент Пакистана Яхья Хан (1969-71) вспоминал, что отреагировал бы менее жестоко на Индиру Ганди во время Индо-пакистанской войны 1971 года, если бы Индия имела мужского лидера. «Если эта женщина [Ганди] думает, что может победить меня, я отказываюсь её принять» — заявил он.
Дубе и Хариш обнаружили, что женщины более склонны к агрессии, если они разделяют власть с супругом, как было в случае с Изабеллой I и Фердинандом V, которые совместно управляли королевствами Леон и Кастилия между 1474 и 1504 годами. Заметным исключением является Екатерина Великая, которая стала императрицей России в 1762 году после убийства её мужа Петра III и чьи военные кампании расширили границы России на 520 000 квадратных километров, присоединив Крым и большую часть Польши.
Путь женщин к власти очень часто начинается с политического участия — выборов в государственные или национальные парламенты, политические кампании, женские организации. В 2017 году во всем мире средний показатель количества женщин в парламентах составляет лишь 23,3 процента, что на 6,5 процента больше по сравнению с прошлым десятилетием. Этот прирост значителен: данные Каприоли показывают, что, когда число женщин в парламенте увеличивается на 5 процентов, государство в пять раз меньше склонно к насилию, когда сталкивается с международным кризисом (возможно, потому, что женщины с большей вероятностью используют «коллективный или согласованный подход» к разрешению конфликтов).
Государства также с большей вероятностью добиваются прочного мирного постконфликтного периода, когда женщин приглашают за стол переговоров. Хотя число женщин, вовлечённых в мирные переговоры, является незначительным (исследование, проведённое в Организации Объединённых Наций, показало, что только 2,4 процента посредников и 9 процентов участников переговоров составляют женщины и всего 4 процента подписантов 31 мирного процесса), включение женщин может иметь большое значение. Мир с большей вероятностью будет сохраняться: анализ американской некоммерческой организации Inclusive Security свидетельствует, что в 182 подписанных мирных соглашениях в период с 1989 по 2011 год, в которых принимали участие женщины, соглашения длились на 35 процентов дольше.
Женщины преуспевают в качестве посредников и переговорщиков из-за качеств, традиционно воспринимаемых как женские и материнские. В Северной Ирландии, Сомали и Южной Африке женщины, участвующие в мирных процессах, заслужили репутацию налаживающих диалог с участием всех сторон. Их также часто считают честными переговорщиками, более надёжными и менее опасными, поскольку они действуют вне формальных силовых структур. Тем не менее, несмотря на восприятие как мягких и податливых, их действия часто бывают противоположными. В 2003 году либерийская активистка мира Лейма Гбовеи возглавила коалицию тысяч мусульманских и христианских женщин в пикетировании, молитвах и посте, которые помогли положить конец жестокой 14-летней гражданской войне в стране. Названная «воином мира», Глобей получила Нобелевскую премию мира в 2011 году.
По словам ООН, такие термины, как воин, оружие и революция, часто используются для описания групп, которые агитируют за мир, среди которых женщины по-прежнему «непропорционально широко представлены». В Израиле организация «Женщины в борьбе за мир» организует акции протеста, чтобы оказать давление на правительство для достижения жизнеспособного мирного соглашения. В Аргентине «Матери Плаза-де-Майо» «революционизировали» материнство, протестуя против исчезновения своих детей во время «грязной войны» Аргентины с 1977 по 1983 год, превращая материнство в одну из общественных сил.
«Радикализация» традиционных представлений о женственности было также сильным компонентом десятилетнего женского лагеря за мир в Гринхэме-сити в Великобритании. Начиная с 1981 года в знак протеста против размещения 96 крылатых ракет «Томагавк» на воздушной базе США в Беркшире женщины окружили и разрезали заборы авиабазы, забирались на них в костюмах плюшевых медведей и прикалывали детскую одежду, бутылки, подгузники и семейные фотографии на провода. Их борьба была не менее воинственным, чем война Тэтчер в Фолклендах, но она заставила воспринимать женщин как «эксцентричных».
Похоже, что независимо от того, борются ли женщины за мир или за войну, они также должны бороться с представлением своей пассивности, слабости и своеобразием. История показывает нам, что это неверно, и что в случае с Изабеллой I и Фердинандом V они могут быть безжалостными: королевская пара не просто возглавляла испанское завоевание Исламского королевства Гранада в 1492 году, изгнав оттуда евреев и мусульман, они пытали оставшихся и насильно обращали их в христианство — в некоторых случаях сжигая несогласных.
Они также не всегда столь же мирны, как и их личная история: Аун Сан Су Чжи, де-факто лидер Мьянмы и лауреат Нобелевской премии мира в 1991 году за ненасильственную борьбу за демократию и права человека, подверглась нападкам за то, что не осудила этнической чистки мусульман рахинджа в северном штате Ракхайн Мьянмы. Согласно данным Human Rights Watch, с 25 августа 2017 года более 400 000 мусульман-рахинджа бежали через границу в Бангладеш, дабы спастись от зверств и изнасилований.
Как отмечает Каприоли: «Женщины-лидеры действительно могут быть сильными, когда сталкиваются с насилием, агрессивными и опасными международными ситуациями». Но они также могут быть агрессивными в деле мира. Это, действительно, стереотип, что женщины по своей природе миролюбивы. Как писал Суонвик в «Будущем женского движения» (1913): «Я хочу полностью отказаться от такого рода предположения… которое высказывают сегодня феминистки». То есть «предположения, что мужчины — это варвары, любящие физическую силу, и что лишь женщины были цивилизованны. В литературе и истории нет никаких доказательств этому утверждению».