Рыночная цена научных репутаций

Часто мы мыслим присвоение ученой степени как особого рода приватизацию. Частному лицу, прошедшему процедуру аттестации, государство выдаёт некоторый символический капитал (символический не в смысле «ничтожный», а в смысле «нематериальный»): на, заслужил, владей. Конечно, такие активы мало ликвидны на легальном рынке: ученую степень нельзя продать, заложить, передать по наследству. Зато есть другие возможности их реализации, предоставляемые черным рынком административных услуг: степень открывает путь к карьере (научной, а иногда и не только), то есть к власти распределять другие активы, порой вполне реальные. Надо думать, именно в такой торговле влиянием, а не в скудных надбавках к зарплате за степень, заключаются главная привлекательность ученых степеней для малоучёных людей и главный механизм конвертации этого особого символического капитала в материальный.

Как и при приватизации экономики, при научной аттестации некоторые активы распределяются государством не по заслугам, а по блату. Если допущенные при этом нарушения были очень грубыми и недавними, их иногда удётся опротестовывать, но в общем и целом действует охранительный принцип «заиграно», «не надо ворошить прошлое» (ср. постановление правительства о сроке давности для академического плагиата). К этому принципу, естественно, охотнее всех взывают сами владельцы сомнительных степеней, например известный министр в своей защитной речи в ВАКе: пересмотр итогов научной приватизации — это-де ящик Пандоры, цепная реакция, всеобщая гражданская война, студенты пойдут доносить на неугодных профессоров и т.д.

Есть, однако, важное различие двух видов приватизации: в случае с приватизацией экономики ещё можно надеяться (ждем не дождемся…), что «рынок все расставит по местам», что в результате конкуренции случайные собственники рано или поздно уступят место если не более законным, то хотя бы более эффективным, которые применят свои капиталы на общее благо. В случае с научной аттестацией уповать на это не приходится. Учёные степени — ресурс неограниченный (можно остепенить хоть всё население), он не является предметом конкуренции; вместо того чтобы конкурировать между собой, многие владельцы незаслуженных степеней продолжают дальше приватизацию символического капитала, воспроизводя себя в лице своих учеников и клиентов. Как следствие, общая тенденция идёт не на повышение, а на понижение стоимости научно-репутационных активов. (В своё время я писал о том, что точно так же происходит не только со степенями, но и с научными публикациями, поскольку они служат фактором оценки и аттестации их авторов.) Кто-то, возможно, ожидает такого дня, когда, окончательно обесценившись, академический диплом перестанет привлекать жуликов и настоящие ученые наконец вздохнут свободно в своем кругу; на самом деле они просто вымрут или уйдут из науки, потому что государство перестанет их финансировать, уже официально девальвировав их квалификационные документы: не к тому ли и идет дело?

Сказанное означает, что неэффективная и несправедливая приватизация сопровождается ещё и другим процессом — инфляцией. Уступая запросам определенных групп влияния — людей, готовых покупать учёные степени либо для престижа, либо для карьеры и дальнейшего обогащения (см. выше), — государство начинает раздавать ученые степени уже неважно кому, практически вслепую; при нынешней системе защитить где-нибудь диссертацию может едва ли не каждый. В результате академические дипломы становятся пустыми, ничем не обеспеченными знаками символического капитала; это глухо признают многие ученые, с отвращением отзываясь о процедуре защиты диссертации и мечтая как-нибудь обходиться без неё. Дальше эта порченая репутационная монета, как и положено по экономической теории, вытесняет доброкачественную, загоняя настоящих специалистов в подчиненное положение по отношению к некомпетентным бюрократам. Посредственные или вовсе никакие ученые, добившись заветных дипломов, становятся администраторами, «организаторами науки»; не владея реальными критериями эффективности и опасаясь отдать её оценку в руки знающих независимых экспертов, они вместо того умножают мелочную и бессмысленную формальную отчетность, от которой стонут преподаватели и исследователи, — её истоки именно в этом, в захвате научного менеджмента остепенившимися троечниками.

В принципе средства для преодоления инфляционных тенденций хорошо известны финансистам. Часто в таких случаях прибегают к денежной реформе: выпускают новую, защищенную от инфляции валюту. В нашем случае это были бы, допустим, какие-то новые ученые степени, присуждаемые строго по профессиональным заслугам; учитывая ограниченность научного рынка, можно было бы даже использовать старые степени, но заново проверенные и переутвержденные (фигурально выражаясь, на старую ассигнацию или старый диплом ставят специальный штамп, подтверждающий их обеспеченность). Иногда новую валюту на первое время привязывают к какой-нибудь иностранной — в нашем случае это означало бы контроль российских степеней зарубежными университетами или экспертами; но сегодня это вряд ли осуществимо технически (из-за языкового барьера), материально (из-за высокой стоимости), да и политически (из-за растущей изоляции нашей страны).

Вообще, трудно рассчитывать, что государство, допустившее обесценивание научных репутаций, вдруг проявит политическую волю и решится его остановить: ему это, по-видимому, не очень нужно, важнее поддерживать сплоченность правящего класса, в котором немало людей, вознесшихся на спекуляции дутыми символическими активами; такова опять же карьера пресловутого министра, а его «оправдание» ВАКом показывает, каковы приоритеты этой системы. Сколько ни реорганизовывай ВАК, максимум, что он мог бы сделать в качестве государственного органа, — еще больше усложнить и затруднить формальную процедуру присуждения степеней; но его препоны будут мешать главным образом добросовестным исследователям, а жулики — мы это видим — всегда находили и найдут способ их обойти.

Создавать свою собственную репутационную «валюту» придётся «снизу» самим учёным, для чего потребуются процедуры независимой аттестации. Без процедур не обойтись; наивно полагать, что в научном мире «и так все знают, кто чего стоит»: во-первых, не все знают всех (например, молодых ученых или тех, кто работает далеко от столиц), а во-вторых, только опираясь на более или менее формальную и жесткую процедуру, удостоверенные, переаттестованные ученые («со штампом» на дипломе) смогут образовать собственную группу давления на государство и добиваться участия в управлении научными финансами. Иными словами, путь к очищению лежит через сеть профессиональных ассоциаций, обществ, квалификационных и дисциплинарных советов, которые возьмут на себя неблагодарную работу никем не оплачиваемой научной экспертизы. Если удастся утвердить их более или менее устойчиво — тогда есть шанс, что рано или поздно рынок действительно расставит все и всех по местам.