Режиссер Гарольд Стрелков: «На сцене нужно меньше врать».

Театр Армии идет в народ, к людям, возвращая свой первоначальный облик, когда театр рождался на улице, жил на улице и перемещался с одной городской площади на другую в балаганчиках. Театр Армии этим фестивалем решает задачу возвращения театрального пространства в жизнь. Ещё один путь в этом направлении - спектакли современных драматургов, которые активно ставит на театральной сцене хэдлайнер современной драматургии Гарольд Стрелков. Наш корреспондент Веста Боровикова поговорила с режиссёром о веществе нового театра и лидерах современной русской драматургии и о том, как сделать профессию актера не вредной для здоровья.

- Гарольд, что происходит у Вас в театре?

- На мой взгляд, на территории Театра Армии сейчас происходит что-то очень важное не только на уровне Москвы, а на уровне российского театра в целом. Здесь будет открыта площадка, которая будет позиционировать не только развитие новых имён в современной драматургии, но и новых направлений в искусстве. «Лестница» одна чего стоит! Это уникальный фестиваль, который был придуман театральным продюсером Миленой Юрьевной Авимской и директором департамента культуры министерства обороны России Антоном Николаевичем Губанковым (погибшим в декабре прошлого года на взорванном самолете над водами Черного моря, прим. ред.).

- Вы ученик Петра Наумовича Фоменко, еще будучи студентом в 96-м году очень ярко выстреливаете «Сахалинской женой» Елены Греминой, потом ставите в «Сатириконе» и вдруг резко делаете марш-бросок обратно в провинцию и уезжаете на пять лет в Сургутский театр. Что случилось?

- Я разочаровался тогда в театре как в таковом, положа руку на сердце. Апогея мое разочарование достигло в период моей работы в театре Ленсовета в Питере.

- Чем вызвано было разочарование?

- Мне кажется, современный театр перестал заниматься вопросом очищения души. Глобальное высокое предназначение театра сейчас утрачено. Все в основном связано с самовыражением художников. Артисты и режиссёры больше занимаются собой. И это усугубляется тем, что театр сейчас поставлен в условия того, что надо зарабатывать деньги.

- Сургут вернул вам радость профессии?

- Да. Там сошлись все пазлы, необходимые режиссёру для счастья. Там была полная свобода творчества. Активная молодая труппа. Прогрессивнейший директор. И возможности. Там все совпало, и я был счастлив, купаясь в творчестве.

- А что случилось? Звезды разошлись?

- Нет, просто время прошло.

- Вы не привязываете себя, как иные, к одной географической точке приложения сил?

- Нет. Вот в Туле недавно два года отработал. Там тоже интересное место. Я попытался там сделать новый вид активного театра, где идет активный диалог со зрителем. Где мы не боимся отходить от текста автора. Но не прижилось в академическом театре сие направление. Я человек не воинственный, если меня не понимают, я ухожу.

- Мне кажется, вы повторяете судьбу Вашего учителя. Он тоже кочевал по разным площадкам, собрал труппу из учеников и, главное, видел в театре место очищения души.

- Если я повторю судьбу Петра Наумовича, будет неплохо. Наверное, какие-то параллели можно найти. И его вечная «тоска по совершенству» мне близка и понятна. Но я не мечтаю создать свой театр.

- Вам было не страшно начинать в профессии с пьесы на тот момент малоизвестного драматурга?

- Нет. Я люблю авторский театр. Я не люблю просто быть иллюстратором. Я люблю монтаж идей и фантазии. Чем меня привлекла работа с Еленой Греминой, чем она была прекрасна, это тем, что Гремина мне сказала: «Да делай что хочешь! Ты свободен». И это вызвало мою любовь к современной драматургии. Мне вообще повезло с современными авторами! Они много для меня переписывали, многое дополняли, создавая такие совместные произведения! Например, Андрей Курейчик, с которым я ставил в Питере спектакль «Сбитый дождем». Курейчик вообще постоянно писал. Он сидел на репетициях с компьютером, все видел, был в курсе процесса и по моей просьбе тут же вписывал какой- то недостающий кусок текста. Пьеса «Юг/Север», премьера спектакля по которой будет в Театре Армии 20 сентября, вообще уникальна. Юлия Тупикина создавала эту пьесу для актрис, которые ее будут играть. В этом прелесть современной драматургии. Крои что хочешь, и никто ничего не знает. Юля – уникальный автор. Есть же куча драматургических конкурсов, и она выиграла самый главный, который снимает сливки со всех. Она стала лауреатом этого конкурса, выиграв у всех. У нее очень своеобразный язык, она пишет киноповести. Современная драматургия вообще очень…

- киногенична.

- Да. Уникальность пьесы в том, что в ней рассказывается история, сотканная из личных жизненных историй актрис, которые играют эту пьесу. То есть все монологи, которые есть у актрис, это их личные истории. То ли ты на спектакле, то ли на авторском вечере. А так как актер в этот момент не врет, то зритель включается в процесс куда сильнее, чем если бы актер говорил просто текст, придуманный для него драматургом. Моя внутренняя установка на то, что актер должен меньше врать на сцене, совпала с возможностью пьесы этого добиться.

- То есть вам интересен театр-разоблачение? Душевный стриптиз? Театр, срывающий покровы?

- Да!

- И кого вы подвергнете сеансу душевного стриптиза?

- Алину Станиславовну Покровскую, Ларису Ивановну Голубкину, Ольгу Михайловну Богданову. У вас будет ощущение, что актрисы говорят о себе.

- Ощущение, что мы едем в поезде…. О чем пьеса?

- Самый поверхностный срез - это любовь сына одной героини, бизнес-вумен, с дочерью второй героини, чиновницы. Идет борьба кланов: бизнеса и чиновников.

- В жизни эти кланы очень даже ладят. Это просто тандем обычно!

- По-разному бывает. Для меня лично это пьеса про то, насколько можно вторгаться в судьбу другого человека. И про то, что жизнь, как платье, иногда нужно просто переодеть. Иначе погибнешь.

- А вы сколько раз переодевали жизнь?

- Ну, вы же знаете, что я переодевал. Два раза, точно.

- Театр построен на желании человека превратиться в иное существо. А вы занимаетесь анти-театром.

- По большому счету, не я это придумал в свое время. Театр.dос это заявил. Попытка содрать сакральность наблюдалась с 96-го года. Один из примеров – театр читок. Нет декораций, нет костюмов.

- Остается только суть вещей.

- Вот! Это то, что я ищу. Суть вещей. Надо быть Гамлетом, а не играть его. Мы живем во время, когда люди не верят просто словам.

- Тогда вам надо идти за верой зрителя в массы. Играть спектакли в больницах, например.

- Да. Вы правы.

- Вы человек бескомпромиссный?

- Я просто пытаюсь дойти до сути. Я даже взаимодействовал с учеными. И мы проводили научный эксперимент – специальными приборами изучали воздействие занятий искусством на человека. Измеряли энергетическое и психологическое воздействие по ГРВ-технологии с профессором Коротковым. Мы отправили результаты нашего исследования в Минкульт, и нам все вернули обратно: «Ты что, рехнулся?»

- А что было в результатах?

- Там было опытном путем установлено, что на сцене на зрителя действует не то, что ты говоришь, а то, кем ты на самом деле являешься. Что девять из десяти спектаклей нельзя показывать, они разрушающе действуют на зрителя.

- И вы хотели, чтобы это одобрил Минкульт?

- Самым интересным был второй вывод, который сделали ученые. Они сказали, что надо закрывать театральные вузы. Что это места, где расшатывают психику людей. Ученые - люди не театральные. Их вывод был такой.

- Этот тезис нуждается в доказательствах. Монография есть?

- Нет, но ученые, которые эти выводы сделали, живы и здравствуют. Аппарат показывает, что в начале учебного дня студент тратит энергию, которую можно восстановить, если вовремя отдохнуть. Но так как времени на это нет, то человек начинает тратить энергетический потенциал жизни. Он заходит в закрома. Ученые пришли к выводу, что к четвертому курсу человек без допингов, вздрючивающих психику, уже не может работать. Это чистая правда ученых. Можно сделать по-другому? Наверное, можно. Граница у каждого человека разная. У девочек выносливость больше.

- То есть актерская профессия вредна для здоровья?

- Вредна не профессия, а наш подход к ней.

- Все знают, что в театральных вузах очень трудно учиться чисто физически. Может, просто сделать расписание занятия более щадящим? Лайт-версию?

- Когда я занимался со студентами, я часть занятий просто отдавал на аутотренинг. И дети у меня засыпали. Это показатель того, что уровень усталости высокий. Я учил их, как мог, энергетически сохраняться.

- Последний вопрос. О чем сейчас ваша головная боль, ваши чаяния, ваши мечты? Что вы ищете сегодня?

- Я ищу абсолютной правды. Которая возможна только в одном случае. Если ты свободен. А у нас постоянно происходит так, что мы создаем то, что хотим, только в зоне боли.