Об этом важнейшем в истории страны факте часто забывают, а ведь запрет на продажу водки, введённый в 1914 году, с одной стороны, породил в России пьяные погромы, опустение «пьяного бюджета», массовое самогоноварение, употребление суррогатов, наркоманию в крупных городах, а с другой стороны в то время родились многие из тех, кто строил сталинский Советский Союз.
Чтобы вспомнить об этом, достаточно посмотреть на фотографию передовицы одной московской газеты ровно столетней давности:
Все драматичные перипетии «сухого закона» собрал и подробно изложил в ЖЖ блогер Сергей Сальников. Вот только малая часть из его публикации.
Если при Александре II и Александре III водочный бизнес обеспечивал еще только четверть бюджета, то в 1894 году министр финансов Витте, стремясь повысить доходы государства, продавил введение очередной «казённой винной монополии». В соответствии с системой Витте спирт и алкоголь могли производить все желающие, но с соблюдением технических стандартов и обязательной продажей всей продукции в казну. Розничная реализация алкоголя дозволялась только по установленным ценам либо через казённые «винные лавки», либо частными торговыми заведениями, которые продавали водку и спирт по госцене, сдавая 96,5% выручки Министерству финансов. Накануне Первой мировой войны поступления от «казённой винной монополии» были главной статьёй российского бюджета, составляя от 28 до 32% всех доходов.
И вот 22 августа 1914 года выходит указ «О продлении воспрещения продажи спирта, вина и водочных изделий для местного потребления в Империи до окончания военного времени». При этом, во-первых, по действующему законодательству народу не воспрещалось изготавливать пиво, медовуху, брагу, другие домашние напитки для собственного потребления, без права иметь такое спиртное в чрезмерных количествах и продажи на сторону.
Первая неделя после указа от 22 августа прошла в винных погромах по всей России. Так, только в 35 губернских и уездных городах центральной России озверевшей толпой было разгромлено 230 питейных заведений. В ряде населённых пунктов полиция стреляла по погромщикам. К примеру, пермский губернатор обратился к царю с просьбой разрешить продажу алкоголя хотя бы на 2 часа в день, «во избежание кровавых столкновений».
Были закрыты или перепрофилированы сотни спиртовых заводов, в целом за время действия «сухого закона» работу на них потеряли 300 тысяч рабочих. Казна не только лишилась водочных акцизов, но ещё и была вынуждена платить компенсацию владельцам закрытых производств. Так, до 1917 года на эти цели было выделено 42 млн. рублей.
Кроме того, «сухой закон» резко разделил общество. Уже осенью 1914 года последовало распоряжение властей: об исключительном праве продажи для ресторанов первого разряда и аристократических клубов. Разумеется, простой народ — тех же солдат, рабочих и крестьян в эти «алкогольные островки благополучия» не пускали. То есть сухой закон, прямо говоря, предназначался только для простолюдинов, тогда как «элита» могла пить сколько заблагорассудится.
«Сухой закон», не сильно сказался на росте производительности труда — в 1915 году в среднем она выросла всего на 5 — 7%, да и то, как тогда утверждали статистика, скорее не за счёт отрезвления работников, а за счёт повышения дисциплины в военное время (хотя число прогулов упало на 23%).
В 1916 году казённая монополия принесла в казну всего 51 млн. рублей — около 1,5% бюджета. Для сравнения: в 1913 года казённая монополия на водку составила 26% бюджета. Бюджет России, и так трещавший по швам из-за военных расходов, был таким образом совсем обескровлен.
Крестьянская же масса (а она составляла тогда почти 85 — 90% населения страны) массово стала гнать самогон. Никто тогда не знал точных цифр произведённого в домашних условиях самогона. Оценки колебались от 2 до 30 млн. ведер (т.е. от 24 до 60 млн. литров, что ощутимо меньше миллиарда литров в 1913 году). А производство браги — самого ходового продукта в то время (самогонные аппараты были у малой доли населения), даже и оценивать никому в голову не приходило.
Типичную картину пьянства на селе можно увидеть из записок офицера А.И. Черняцова, участника Первой мировой, находившегося после госпиталя на «поправке здоровья» в своём родовом имении в Орловской области:
«12 декабря 1916 года. Два дня назад к нам наведывались крестьяне из ближайших деревень, из Опарино, Сказино и Репьево. Пьяные настолько, что еле шевелили языками. Наглые, самоуверенные, ничего не боящиеся — ни Бога, ни царя! Требовали передать им в пользование старый парк.
Я категорически отказал, они настаивали, стращая меня «красным петухом».
На ночь зарядил всё оружие, забаррикадировался в одной из комнат, предварительно приказав заколотить окна на первом этаже.
В деревнях никакого порядка. Везде пьяные морды, везде можно купить самогон. Для того, чтобы раздобыть денег на выпивку, продают всё, даже крыши собственных домов. Думаю, что и лес мой хотели пустить на самогонку. Ещё год-два назад можно было спокойно пройти по улицам деревень. Сейчас всё резко изменилось: могут запросто раздеть, побить и даже заколоть. И всё это — посередь белого дня.
16 декабря 1916 года. Вчера ночью, оказывается, сожгли моих соседей Шингарёвых. Всех — самого Ивана Ивановича, его жену Елизавету Андреевну, детей — 16-летнюю Софию, 12-летнюю Елену и 10-летнего Николая.
Парк вырубили весь (за ночь!), забили всех коров и лошадей, разбили всё, что не смогли унести. Все нападавшие были пьяны, даже там — на пожарище — пили захваченный с собой самогон. Трое нападавших замёрзли насмерть, товарищи о них забыли.
5 января 1917 года. Чаша моя переполнена, всё, уезжаю. Последней каплей стали события последней ночи, когда меня самого чуть не пригвоздили к стене вилами. Слава Богу, что не растерялся, дал отпор. Расстрелял 15 патронов, одного завалил насмерть, троих ранил.
Пишу, уже сидя в вагоне поезда «Орёл-Москва»: на большой скорости проскакивая деревни, видел всё то же — злой взгляд крестьян, пьяные проклятия и пьяную круговерть.»
В городах же население стало переходить на употребление суррогатов. К примеру, в северо-западных регионах России производства лака и политуры в 1915 году, по сравнению с 1914-м годом, выросло на 520% (!) для первого и на 1575% (!!!) для второго. В центрально-европейских губерниях это увеличение составило 2320% и 2100% соответственно. Кроме лака и политуры народ пил и спиртосодержащие изделия из аптек. В Петрограде, к примеру, за первый год войны из 150 аптек было продано таких жидкостей в переводе на чистый спирт 984 тысячи литров (лосьоны и болеутоляющие средства). В аптеки стояли очереди из пьянчуг.
По стране были и пьяные погромы. Так, в 1915 году в Барнауле пьяная многотысячная толпа призывников взяла штурмом винный склад, а затем целый день громила город. На подавление беспорядков были брошены воинские части. В результате было убито 112 призывников.
В ночь с 28 мая на 29 мая 1915 года похожий погром случился в Москве. Он был инициирован антинемецкими настроениями — когда горожане громили и убивали всех и вся с немецкими корнями — от контор до людей. В эту ночь толпа разграбила винные склады Шустера, а далее она стала врываться в частные квартиры немцев и убивать их. Только днём 29 мая полиция и войска смогли усмирить погромщиков.
Крестьяне также стали утаивать хлеб от поставок государству — он нужен был для производства самогонки. В том числе и по этой причине правительство было вынуждено в декабре 1916 года ввести продразвёрстку (насильственное изъятие зерна придумали вовсе не большевики). Самогон гнали из чего придётся — гнилых фруктов, картошки, сахара. Эти самодельные напитки получили название «кумышка», «сонная», «гвоздилка», «киндер-сюрприз», «дымок», «ханжа», и т.д.
К лету 1916 года сахар практически пропал из оборота. Его сложно стало найти даже в дорогих ресторанах Москвы и Петрограда.
Наконец, именно Первая мировая породила первую, страшную волну более тяжёлой наркомании — в первую очередь в крупных городах. Уже в 1915 году греки и персы наладили поставку в Россию опия, а союзники по Антанте — кокаина. В Москве наркомания вследствие домостроевских привычек почти не прижилась, а интеллигентный Петроград, наоборот, ухватился за «виртуальную реальность». К концу 1915 года по улицам столицы стало страшно ходить вечерами, и Петроград прочно занял место лидера по уровню преступности в России на душу населения. Особую лепту внесли в криминальный мир города матросы. По донесениям полиции, в 1916 году на них приходилось до 40% всех преступлений.
Генерал-губернатор Кронштадта Вирен писал в Главный морской штаб в сентябре 1916 года:
Крепость — форменный пороховой погреб. Мы судим матросов, уличённых в преступлениях, ссылаем, расстреливаем их, но это не достигает цели. Восемьдесят тысяч под суд не отдашь!
Введение «сухого закона» при структуре доходов бюджета, когда алкоголь приносил до его 30%, во многом послужило одним из поддерживающих факторов организации и проведения в жизнь буржуазной февральской революции 1917 года, после которой, вследствие управленческой несостоятельности Временного правительства, социалистам разных толков, в том числе и большевикам, пришлось в октябре 1917 года взять власть в свои руки.
Да, официальное потребление алкоголя на душу населения упало (статистика хорошая, как будто), но выросло незаконное кустарное производство, что однако не помешало в эти годы родиться поколению, строившему сталинский Советский Союз.
В 1917 году акцизные сборы с питей и доходы от казённой винной операции прогнозировались в сумме 94 992 000 руб., в то время как в 1914 году алкогольных поступлений насчитали 545 226 000 руб. или в 5,7 раз больше.
Недополученные многомиллионные доходы от казённой монополии начали интенсивно компенсировать повышением налогового бремени на спички, соль, дрова, лекарства и пр. Например, табачный доход в 1914 году достиг 92,8 млн. руб., а в 1917 году наметился к 252,8 млн. За тот же период времени сахарный доход возрос от 139,5 млн. до 231,5 млн. руб. Придумали чайный налог с бюджетным поступлением в 23 млн. руб. Увеличились пошлины с пассажиров и грузов — от 31,4 млн. руб. до 201,7 млн. руб. И так — по всем строкам росписи.
Российское село по механизации и производительности труда уже в разы отставало от аграрной экономики своих основных противников. В то время как в Германии урожай хлеба с гектара (в пересчёте с русской десятины) добывался в 20 — 24 ц, а то и выше, в Российской империи он достигал 8 — 9, в лучшем случае — 12 ц с га. Без крестьян-пахарей, массово призванных на фронт, выпуск продовольствия для внутреннего рынка начал резко сокращаться, что обусловило дефицит хлеба, мяса, масла, яиц, фруктов и овощей, муки и круп, других продуктов.
История затем повторилась в годы перестройки, когда Горбачев тоже ввел некое подобие «сухого закона» и в результате потерял власть над страной...