Одним интересным открытием стало то, что Белый дом не просто символически наказал Россию, выслав «дипломатических» работников. Он также отплатил Кремлю той же монетой, проведя ответную секретную киберопреацию, - сообщают ИноСМИ.
На первый взгляд секретная и неоднозначная акция представляется неожиданным и лишенным смысла способом сдерживания. Как и в случае, когда президент Трамп использовал «мать всех бомб» в Афганистане, США (в соответствии со своей обычной практикой) делают громкие и недвусмысленные предупреждения. Хотя подробности кибероперации, предпринятой Обамой, по-прежнему засекречены, судя по публикации в The Washington Post, она была спланирована таким образом, чтобы Москва ее обнаружила. Кроме того, она должна была продемонстрировать способность Вашингтона причинить значительный ущерб в случае увеличения масштабов вмешательства России. Таким образом, вполне возможно, что, нанеся этот тайный ответный удар, Белый дом смог пригрозить своему противнику, не устраивая публичных зрелищ, и это не привело бы к негативным последствиям внутри страны и на международном уровне.
Действия России и ответные шаги США — это не первый случай применения тайных мер воздействия в процессе силового противостояния, которое часто возникает в мировой политике. Авторы нового исследования объясняют, почему лидеры иногда предпочитают скрытое принуждение и почему такие действия порой оказываются эффективными.
Принуждение означает подчинение противника своей воле
Принуждение означает любые попытки изменить процесс принятия решений другим государством посредством угрозы будущими последствиями. Чтобы подобные действия были эффективными, необходимы две основные составляющие:
Угрозу будущими последствиями следует выражать таким образом, чтобы противнику было понятно, что вы пытаетесь воздействовать. Это особенно важно, если правительство принуждает не с помощью открытого вербального заявления в стиле «делай это, иначе…», а посредством физического воздействия.
Любой человек может блефовать. Но, как подчеркивает Томас Шеллинг (Thomas Schelling), для достижения успеха необходимо изложить правдоподобный, заслуживающий доверия план действий, который будет «запущен» только в том случае, если противник не будет делать то, что от него требуется.
У лидеров имеется большой набор средств принуждения. Как правило, принуждение принимает форму весьма заметных и символических военных маневров — таких как периодическая передислокация Седьмого флота ВМС США в Восточную Азию. Если говорить о наземных маневрах, военная мобилизация в преддверии Первой мировой войны была свидетельством решительности России и Германии, но также и способствовала эскалации. Как пишет The Washington Post, помощники Обамы разработали список возможных мер, предполагавших в основном наказания путем воздействия в киберпространстве, экономических и дипломатических санкций.
Выбор внешне заметных и привлекающих внимание мер принуждения может обеспечить преимущество в плане убедительности. Как первоначально утверждал Шеллинг, если бряцать оружием на глазах у широкой публики, то потом будет гораздо сложнее отказаться от его использования. Лидеры, которые выступают с угрозами, а потом не претворяют их в жизнь, могут за это поплатиться «общественной поддержкой», то есть лишиться поддержки населения. Зная об этом, противник, наверное, изначально более склонен верить угрозам. Хотя теоретики-специалисты по международным отношениям подвергают сомнению значение «цены поддержки населения», фактом остается то, что большинство мер, предпринимаемых для принуждения — это «явно видимые», «вербальные» и военные угрозы.
Искусство тайного принуждения
Искусство тайного, «закулисного» принуждения менее понятно. Сделанные наедине словесные предупреждения — это один из вариантов предостережения, который Обама, судя по всему, применил по отношению к российскому президенту Владимиру Путину прошлой осенью. Эти способы предупреждения, которые зачастую не принимают всерьез и считают «пустыми словами», по мнению автора недавно опубликованной научной статьи могут иметь дипломатическое значение, особенно когда произносятся во время встреч лидеров один на один.
Для того чтобы донести до противника необходимую идею, правительства могут также прибегать к скрытым или невидимым военным действиям. Во время Корейской войны администрация Эйзенхауэра перебросила бомбардировщики, использовавшиеся для доставки атомных бомб, чтобы незаметно подтолкнуть Советский Союз к мирному урегулированию конфликта. Эйзенхауэр в конце 1950-х годов также использовал тайные военные приготовления, заметные только Советскому Союзу, чтобы продемонстрировать свою решимость в отношении Берлина.
Во время войны во Вьетнаме администрация Никсона точно так же манипулировала авиацией США для имитации состояния готовности к нанесению ядерного удара в надежде заставить Москву и Северный Вьетнам подписать мирное соглашение. Администрации Картера совмещала публичные протесты против вторжения СССР в Афганистан с секретной программой поставок вооружений с тем, чтобы продемонстрировать Москве свою готовность заставить ее платить по счетам и отвечать за агрессию.
Эффективны ли такие действия? Исторический опыт показывает, что однозначного ответа на этот вопрос нет. «Ядерная дипломатия» Эйзенхауэра, возможно, помогла добиться перемирия в Корейской войне, но историки не нашли особых доказательств того, что Москва сочла «безумный трюк с ядерной готовностью» Никсона правдоподобным и убедительным или даже поняла его.
Почему принуждать втайне — более трудная задача? Во-первых, в сфере «тайной дипломатии» сложнее сделать скрытое послание доходчивым. Чтобы добиться успеха, необходимо все тщательно продумать, чтобы ваше послание действовало подобно бесшумному свистку для дрессировки собак — неслышно и незаметно для одной группы наблюдателей (то есть для общественности и лидеров третьих стран), но чтобы его услышал и заметил объект вашего воздействия, противник.
Придать тайному посланию убедительность тоже довольно сложно. Как мы с моей коллегой Керен Яри-Майло (Keren Yarhi-Milo) пишем в одной из наших статей, необходимость в этой второй составляющей, возможно, объясняется издержками и/или рисками, связанными с тайным принуждением. Хотя эти действия, как правило, являются незаметными, они все равно могут послужить прямым доказательством того, что их инициатор готов расходовать драгоценные ресурсы и брать на себя политические и прочие риски — в том числе и риск случайного разоблачения.
Прекрасной иллюстрацией этого является секретный авиаудар Израиля по «предполагаемому сирийскому ядерному объекту» в 2007 году. Этот авиаудар продемонстрировал готовность Израиля существенно повысить вероятность войны и привлечения внимания ради того, чтобы остановить предположительное распространение ядерного оружия — несмотря на то, что соблюдение секретности обеспечило Дамаску возможность отреагировать умеренно и сохранить лицо.
Оценка реакции Обамы на действия России
Как говорится в статье, опубликованной в The Washington Post, Белый дом, обнаружив, что Россия проводит тайную операцию, был поставлен перед выбором и обдумывал противоположные варианты шагов, которые требовалось предпринять. Обаме нужно было удержать Россию от дальнейшей подрывной деятельности в день выборов и от совершения подобных операций в будущем. В то же время администрация боялась устроить хаос, который имел бы серьезные последствия для партии внутри страны и создал бы угрозу опасного роста напряженности за рубежом.
Необходимость проявить решительность и преодолеть сдерживающие факторы помогает объяснить, почему Белый дом в конечном итоге решил совместить символические открытые действия с секретными ответными кибероперациями. Эта кибероперация была нацелена на государственную систему, и публичных заявлений о ней не делали. Таким образом она, как и другие, проходила незаметно для общественности.
Что можно сказать об операции Обамы с точки зрения доходчивости и убедительности?
Что касается первой составляющей, то кажется вполне вероятным, что Москва намек поняла. Как пишет The Washington Post, «внедрив в стратегически важные компьютерные системы программу, которую Россия однозначно должна была обнаружить», организаторы американской кибератаки явно предвидели необходимость обеспечить эффект скрытого послания, «бесшумного собачьего свистка». Действия, от совершения которых предостерегали Россию, вероятно, обозначались четко и доходчиво. Или уточнялись конфиденциально в виде предупреждений в частном порядке.
Оценить вторую составляющую — убедительность — гораздо сложнее. Сочла ли Россия правдоподобным то, что американские лидеры вообще когда-либо воспользуются в своих интересах уязвимостями (ее) компьютерных систем? Одна единичная кибероперация, похоже, мало чего стоит. Более вероятным способом убедить Россию является риск. Не исключено, что ответный удар Обамы был воспринят Россией как свидетельство нового уровня агрессивности Вашингтона в киберпространстве. Или же в Москве, возможно, восприняли этот шаг лишь как остроумный, но не несущий особого риска «привет» от покидающего свой пост президента.
Поскольку действия, предпринятые администрацией Обамы в ответ на кибервмешательство России, осуществлялись в режиме секретности, оценить их успешность можно будет лишь через несколько десятилетий, когда обе стороны откроют для свободного доступа свои государственные архивы. Однако ответный киберудар, нанесенный Обамой, очень похож на демонстрацию «готовности к нанесению ядерного удара» и другие способы скрытого принуждения, использовавшиеся в годы холодной войны. Правда, события, произошедшие во время выборов 2016 года, позволяют сделать гораздо более важные выводы. Вполне возможно, что компьютерные технологии, используемые государствами, знаменуют возрождение искусства скрытого принуждения.