Татьяна Долгополова родилась в 1970 году, окончила Красноярский педагогический университет. Автор книг стихов: «Зодиакальная болезнь», «Московское время», «Лепта», “От себя”, многочисленных подборок в литературных журналах и альманахах. Стихи Татьяны Долгополовой - на сотнях сайтов в Интернете. Член Союза писателей России...
Творчество Татьяны Долгополовой во многом определяет поэтическую жизнь Красноярска.
Её стихи читал Виктор Астафьев, и в Доме-Музее - в деревне Овсянке, где родился писатель, Татьяна Долгополова работала многие годы, и каждый день проезжала на маршрутном такси - в одну только сторону! - 40 километров.
Летом 2016 года в последнем поэтическом вечере Евгения Евтушенко в Красноярском Дворце спорта читала свои стихи и Татьяна Долгополова. В Москве 3 июня в Квартире-музее Алексея Николаевича Толстого прошел авторский вечер поэта Татьяны Долгополовой, на котором мне посчастливилось присутствовать, и снять видео-фильм - https://youtu.be/hhcN7NZc9XQ Этот вечер организовала Елена - работница музея, почитательница поэта, знакомая с ней еще по учебе в Красноярском Педагогическом университете.
Энергетика Татьяны Долгополовой, которой с избытком хватило бы и на переполненный зрителями зал, её изысканная лирика, поэтическая находчивость и образность возносили нас к суровым сибирским небесам, которые отражались - как мне казалось весь вечер - в бескрайней глади Енисея.
Слушая её стихи, я вспоминал отроги Восточных Саян, которые окаймляют Красноярск, где я работал в Енисейском речном пароходстве в 1983 году.
Я выступал от Красноярска до Игарки - и обратно уже вниз по течению - перед плотогонами, перед экипажами буксиров, перед рабочими лесопилок, в Домах культуры. В Туруханске побывал в избе, где сидели в ссылке товарищи Сталин и Спандарьян.
А в конце сентября по Енисею пошла шуга - мелкие льдинки.
Но каждый день - как причалим к берегу, я бегал вдоль Енисея, и потом бросался, и плавал в ледяной воде.
Прекрасные стихи Татьяны Долгополовой в этот вечер возвратили мне молодость...
После завершающих строф, по Большой Никитской я направился в ЦДЛ, чтобы со знакомыми завсегдатаями в Нижнем буфете поделиться впечатлениями.
На входе никого не было.
Я прошел направо, спустился вниз - дверь оказалась закрытой.
Вроде, еще совсем недавно в ЦДЛ, в субботу, в 7-мь часов во всех буфетах яблоку негде было упасть!
Поднявшись наверх, я встретил охранника, который отлучился ненадолго.
- Куда подевались все поэты? - невольно спросил я его.
- Дом закрыт на лето.
- Но раньше его закрывали только в августе!
- Времена изменились. А вас прошу на выход, - спровадил меня охранник.
Я шел к метро и думал - что такой прекрасный вечер Татьяны Долгополовой надо было провести в Большом зале ЦДЛ.
И зал был бы полон!
Но почему-то, как когда-то предрекал Владимир Маяковский “о работе стихов на Политбюро” никто не докладывает, и докладывать пока не собирается…
И все равно - стихи:
* * *
И поступь неказистая,
И руки нерабочие.
Мне на роду написано...
Да почерк неразборчивый.
* * *
А я опять кому-нибудь поверю.
И пусть опять меня накажет рок.
Кому-нибудь опять открою двери,
И кто-нибудь шагнет через порог.
И мне опять захочется смеяться
Так, чтобы смех по комнате летал.
Чтобы опять под вечер с тем остаться,
Кто так надменно смотрит из зеркал.
* * *
Кто-то там твердил о бескорыстии,
Кто-то там твердил - мне дела нет.
Кто-то там опять в кого-то выстрелил...
Кто погиб? Еще один поэт...
Я увлечена своими мыслями,
Томик к публикации готов.
Кто-то там опять в кого-то выстрелил.
Что вы, нет! Я не пишу стихов!
* * *
Спит сном покойным.
Лучше не клич.
Под головою -Битый кирпич.
Спит на обломках,
Тело в рубцах,
Лунным осколком -
Бледность лица.
Груду развалин
Гладит рукой,
В лунном овале -
Мертвый покой.
Трогать не будем,
Пройдем, не спеша.
А может, разбудим?
А ну-ка: -
Душа-а!
* * *
Я боюсь без тебя.
Я мерзну.
От меня отвернулись звезды.
На меня нашептали ветры.
Я боюсь без тебя.
Где ты?
* * *
Одиноким тощим волком
я тащу свою судьбу
где-то юзом, где-то волоком,
где-то просто — на горбу.
Ощетинясь и ощерясь,
сквозь оскал и сквозь прищур
я кляну ее за серость,
но тащу, тащу, тащу.
Вой в груди надежно спрятан,
в горле заперт горький вздох,
я тащу судьбу упрямо,
как велел мне волчий бог:
через счастье и напасти,
через правду и вранье.
Где-то я устану насмерть.
Где-то выброшу её.
* * *
Мне твой профиль незнаком.
В доме пахнет коньяком.
В доме - облаком густым,
Кисеей - табачный дым.
Звуки ходят стороной -
Душу лечат тишиной.
Все как надо, не кричи:
Восемь роз и три свечи.
* * *
А сложность нашей жизни - в нас самих.
Иисус печален: он опять ничей.
Я, как всегда, своя среди чужих.
Иконы плачут каплями свечей.
* * *
Вот так бы - с вечерним проспектом слиться.
Стать - сумерками, усталостью на ресницах
прохожих.
Стать - тенью, одной из всех, многих -
похожих.
Влиться
В рекламы, вывески, витрины.
От равнодушных глаз,
От мимолетных ласк,
От дум паутины
Освободиться.
От междометий притворных,
Вопросов - ненужных,
ответов -
неполных,
пустых секретов,
откровений.
Мглой фиолетовой вечерней
Стать.
Иль - двориком запущенным,
Качелями старыми в акации цветущей,
Чертой меловой
На тротуаре - белой
линией,
И - в никуда с первым беспутным
ливнем!
* * *
Ю.Чернявской
Мой друг! Мой бард! Грущу: такое время -
Сам черт не брат, и Бог - не господин.
Я все ногой не попадаю в стремя,
Из сотни - шанс не выберу один.
О, время! Сокрушаются кумиры,
И кружит листопад над головой,
Но - спать нельзя, покуда в этом мире
Скучает пудель где-то у пивной.
Нам новых рифм - нацелено иль всуе -
Не отыскать. Открыли все до нас.
Но мы колоду карт перетасуем,
И - непременно - сложиться пасьянс.
* * *
Зодиакальную болезнь пророчит тропик Козерога.
Мне страшно быть с тобой вдвоем, печально-белая дорога.
И нет попутчиков нигде, и хоть бы кто пошел навстречу...
И тишина как в жутком сне звенит в ушах и давит плечи.
* * *
Сейчас. Докурю и встану.
Морщинки смахну с лица.
Надену свои сандалии,
Пришив к ним по два крыла.
Сейчас. Застегну лишь пряжки.
Вот левый немного жмет.
Сейчас, еще две затяжки...
Ну все, мне пора. Вперед.
А там, впереди, - прибой.
Там я остужу рассудок.
Окошко за мной закрой.
И погаси окурок.
* * *
Что сделалось со мной - не знаю.
Самой себя не узнаю.
Я переласканных ласкаю,
Я перекормленных кормлю.
Все чувства в их былой безбрежности
Меняю на одно - пустое.
Моей аукающей нежности
Ни в ком не отыскать постоя.
Я мимо всех дверей распахнутых
Гляжу в зашторенные окна.
Мне в скрипке вместо струн натянуты
Свеченья лунного волокна.
Я чувствую желанье странное,
Больное, сродное печали:
Быть там, где буду нежеланною,
Идти туда, куда не звали.
* * *
Друг друга мучаем разлуками,
Своим капризам потакаем.
Перекликаясь сердца стуками,
Упорно уши затыкаем.
Друг друга мы терзаем встречами,
Не повинуясь чувствам-слугам.
Мы так болеем и так лечим мы -
Друг друга мучая друг другом.
* * *
Ушли последние автобусы.
Куда бы?
Уже завяли гладиолусы -
Октябрь.
Без парусов стоит тоскующий
Корабль.
И первый лед трещит на лужицах -
Октябрь.
Забытой быть, а не заброшенной
Хотя бы.
Уже давно все травы скошены -
Октябрь.
А у меня совсем не ладиться
С судьбою,
И я одна, а мне все кажется -
С тобою.
* * *
Ожидание - дрожь.
Ожидание - слух.
Ожидание - ложь,
Молчащая вслух.
Звуков чьих-то шагов,
Каждым стуком дверей,
Серенадой звонков,
Постоянством ролей
С упоением лжет
Ожидание мне.
И забвенье мое
В этом сладком вранье.
* * *
Артуру
Спи, мой мальчик, сладко-сладко.
Сон прогонит непокой.
Пляшет домовой вприсядку
Там, за кухонной плитой.
Спи, мой мальчик, сладко-сладко.
Скоро сменит карусель
Деревянную лошадку
На потрепанный портфель.
Мир останется загадкой
Очень хитрой, непростой,
То слезой, то шоколадкой,
То опавшею листвой.
Спи.
Метелица шальная
В поздний час сбивает с ног.
Спит Медведица Большая...
Спи, мой мальчик, спи, сынок.
* * *
Я увлеклась.
И как всегда - не в меру.
В который раз!
Обидно, что не в первый.
В колоде карт
Есть непременно туз.
О, месяц март!
О, безрассудный блюз!
* * *
Все. Больше не будут
Шаги твои легки.
Эх, добрые люди,
Злые языки...
* * *
Забываю тебя, забываю
В череде постоянных разлук.
В нашем сквере уже не бываю -
Не могу, не хочу, недосуг.
Шевелю облетевшие листья -
Недалекого холода весть.
Я храню твои нежные письма,
Только сил не найду -
перечесть.
* * *
А наша связь - тщета, условность.
Поверь, что рядом не пойдут
Моя роскошная бездомность
И твой бессмысленный уют.
И ощущает безысходность
И приступ судорог немых
Моя немыслимая стройность
В твоих объятиях стальных.
Нас разделяет - только малость,
Ничто, как будто пустота -
Моя отчаянная жалость
К твоим удачам и мечтам.
* * *
От выпитого коньяка,
Мадонна, образ ваш нечеткий.
Перебирали вы в руках
Мои сомнения, как четки.
Мне чудится, что вы бледны,
И взгляд как будто бы печален.
И вы не слышите, увы,
Прощальных нот в моем молчанье.
* * *
Мы спускаемся к спящей реке.
В душах - скука.
Ты висишь у меня на руке,
Будто сумка.
Синий снег, мост застыл вдалеке
Над водою.
Мне б хотелось идти налегке,
Не с тобою.
Огоньки загорелись окрест.
Спотыкаюсь.
Я сама себе выбрала крест,
Вот и маюсь.
* * *
Фиолетовый смех
В безотрадно-овальном городе.
Город нем. Только смех
Фиолетов, как стая ночей,
Неуемен и смел,
Мнет тревогу слепых подворотен,
Сумасшедше стучится
в проемы лиловых дверей.
Фиолетовый смех
Рассыпается мелким бисером
По камням мостовой
Под неоновый свет фонарей.
Фиолетовый смех...
Он подобен ракетным выстрелам.
Только кто и зачем
в час тоски закатил фейерверк?
***
Разбежка —
и спокойный взлет.
Я — пешка.
Я иду вперед.
Мой путь,
я знаю, предрешён.
И пусть!
Я лезу на рожон.
Мне мешкать
титул не дает:
я — пешка.
Я иду вперед.
И кто-то
за спиной грубит:
«Эй, пешка!
Вам грозит гамбит!»
Усмешка —
и упрямый взгляд,
я — пешка.
Мне нельзя назад.
***
Пусть покажется кому-то
нереальной эта встреча:
за моим окошком – утро.
за твоим окошком – вечер.
Относитесь проще к чуду,
ведь оно всегда не ново:
для меня – приправа к блюду,
для тебя – венок лавровый.
Опрокинем одним махом
одинаковую дозу:
мой коктейль – вода и сахар.
твой коктейль – вино и слёзы.
***
Перед сном больше думать не о чем.
В голове одни только мелочи.
Ни с тобою, ни в одиночестве править миром мне больше не хочется.
И совсем не хочу украдкою доставать из памяти сладкое.
Всё обдумано, перемечтано.
Перед сном больше делать нечего.
***
Не познал он домашний уют.
Он полжизни мотался по свету.
И когда ещё люди найдут
его письма, лежащие где-то.
По карманам полно мелочей:
зажигалка, билет на маршрутку…
Только не было связки ключей
в его старенькой кожаной куртке.
* * *
Я засиделась здесь не слишком ли?
Или еще в дорогу рано?
Мне этот город жмет под мышками,
а я ношу его упрямо.
А я ношу его из бедности,
и мне нисколечко не стыдно.
А я ношу его из вредности,
из детского максимализма.
А я ношу его из жалости —
куда он без меня? На свалку.
А я ношу его из шалости
навыпуск.
И хожу вразвалку,
как будто нет иной планиды мне,
чем город со следами штопки,
с названьем тряпочно-корридовым
да с вечной башнею на сопке.
* * *
Говорят, что такого дождя
никогда не бывало на свете.
Небо, верно, решило залить эту Землю совсем.
А мы с тобой ходим, взявшись за руки,
как малые дети,
и напоминаем ожившую букву "М".
Мы — плавучая станция метро.
Единственная в мире.
Мы — станция, которой нет ни в одной схеме.
Но люди входят в нас свободно и легко,
держа сумки с кефиром,
люди входят в нас вместе с деревьями, дождем и небом,
с непарадными парадными,
шифрами их секретными,
с бродячими собаками, с витринами
в шелке и штофе,
с рекламными плакатами,
с дымком голубым сигаретным,
с вишневым морожеными черным горячим кофе.
А после — выходят,
кому где нужно,
кому где удобно,
и оставляют легкие запахи
воспоминаний,
тонкое эхо имен,
адреса всех бездомных,
рукопожатия встречи плечепожатия расставаний.
Люди идут —деловиты, умны и красивы —
и проходят насквозь
коридорами будничных фраз.
Люди идут, и огромное им спасибо
за короткий пронзительный миг
пребывания в нас.