Заключённый Фарух Бердиев заявил о пытках в исправительной колонии Нижнего Тагила № 5. По словам осуждённого, чтобы остановить многочасовое истязание со стороны надзирателей, ему пришлось вспороть себе лезвием живот. В Управлении ФСИН России по Свердловской области Бердиева назвали лжецом и пообещали начать судебное разбирательство с зэком, если после проверки правоохранительными органами его слова не получат подтверждение. В 2016 году подобное произошло с другим осуждённым ИК-5 Сергеем Горевановым и вступившимися за него правозащитниками, сведения которых о пытках суд признал недостоверными. В 2017 году, по информации общественницы Ларисы Захаровой, в ИК-5 один из осуждённых вогнал себе иглу под рёбра в знак протеста. В Свердловском управлении ФСИН опровергли и это заявление. Однако правозащитники и представители Общественной наблюдательной комиссии настаивают, что в пятой колонии надзиратели установили бесчеловечные порядки и не каждый заключённый рискнёт рассказать о творящемся там беспределе. Агентство новостей «Между строк» нашло пять человек, уже отбывших наказание в ИК-5, и представляет их рассказы.
Павел Ковязин, с 2004 по 2016 год отбывал в ИК-5 наказание за убийство
«Самая распространённая забава у сотрудников ИК-5 – растяжка. Руками упираешься в стену, а ноги расставляешь вширь, как можно больше. Но надзирателям всегда кажется мало. Они подходят и по ногам бьют, чтобы ещё шире их расставить. Их не волнуют твои способности. Мне они так связки порвали. Пытаться объяснять, что я не могу стоять, бессмысленно – вставай, и всё. Главное – бить-то продолжают. Я падаю – они бьют за это, встаю – бьют за то, что ноги недостаточно широко расставил. До вечера меня так тренировали. На второй день меня не трогали, и я даже успокоился, но на третий меня снова вытащили тренировать растяжку. И так десять дней, через день. Связки в ноге зарастать не успевали. Потом один меня начал по яйцам бить. Раз ударит, два. Я падаю. Меня поднимают, и опять. Боль невыносимая! Один раз я упал и ударился головой о стену, тогда надзиратели сразу напряглись: "Ты чего делаешь, убить себя решил?" Этого они боятся. Сами-то они стараются наносить травмы без следов, а вот если зэк с собой что-нибудь сделает, что придётся объяснять, а им не хочется. Поэтому и остаётся у осуждённых только одно спасение, когда дело заходит слишком далеко, – членовредительство.
А как-то осенью нас вывели из барака и приказали снять телогрейки. Я возмутился, потому что уже было холодно, снег шёл. Активисты завели меня в каптёрку, и один из них ударил меня в лицо. Я упал, и меня начали забивать ногами. Через некоторое время надзиратели остановили активистов. Меня отправили отмываться от крови, а активистов – продолжать работу. Никто по этому поводу никаких протоколов не составлял. Побили да забыли. А если бы я пожаловался, только бы избили сильнее».
Михаил Быстров, с 2007 по 2016 год отбывал в ИК-5 наказание за нанесение тяжких побоев, повлекших смерть
«Самый страшный грех в ИК-5 – это наличие мобильного телефона. Меня с ним и поймали как-то. Признаю, нарушил режим. Телефон я отдал, но меня всё равно отвели в дежурку, поставили на растяжку, начали бить – это у надзирателей называется "воспитывать". Потом отвели в четырнадцатый отряд, где собраны активисты. Те даже не били, просто хамили, глумились, запугивали.
Говорили, что все, кто хочет получить свиданку, должны сдать деньги. Точной таксы не было. Смотрели по мере возможностей человека. Некоторые объясняли, что денег у них нет. Если им верили, то просто отставали. А если нет, то добро пожаловать в дежурку. Там тебя надзиратели воспитают. Они вообще на работу ходят как в спортзал, удары потренировать. Не понимаю, откуда столько злости у людей. Видимо, у руководства не хватает мозгов другими способами колонию в строгости держать.
С подачи руководства же активисты вымогали деньги с остальных зэков. В колонии всё делается с подачи руководства, они не могут не знать, что творится на их территории. Замначальника Нурмагамедов и не скрывался особо, распоряжения сам отдавал, только не бил никого на глазах у всех. Всё это делалось за закрытыми дверями, без лишних глаз. Хотя жаловаться всё равно некому. Пока ты в колонии, никто тебе не поможет. Пожалуешься родственникам своим, они подадут заявление в прокуратуру, прокуратура доведёт до сведения начальства колонии. Потом тюремщики тебя так отработают, что про все жалобы забудешь. Как в случае с московской комиссией в июне 2016 года. Спрашивали о жалобах, несколько человек вышли. Комиссия уехала, пообещав через неделю прислать куратора. Всю эту неделю из дежурки доносились крики: надзиратели "воспитывали" жалобщиков. Когда приехал куратор, жалоб уже не было.
Слушайте, я же понимаю, что люди к нам отнесутся без жалости. Вроде нам так и надо. Но раз нас наказали за нарушение закона, может, тогда и сотрудники исправительной колонии должны соблюдать закон? Это же получается какая-то площадка для садистов».
Александр Бодров, с 2012 по 2016 год отбывал в ИК-5 наказание за хранение героина
«До этапа в Нижний Тагил я многое слышал об ИК-5 от сокамерников. Говорили, там осуждённым житья не дают, бьют за любую провинность, за малейшее подозрение. Поэтому меня удивило вежливое поведение надзирателей в первый день: все на "вы" да "будьте любезны". Уже во время перевода из этапных камер всё изменилось. Нас гнали по коридору, как скот, подгоняли пинками, в лицо орали оскорбления, личные вещи рвали и выбрасывали. Замешкался – получай удар.
Ещё активисты лютуют – это зэки, которые работают на администрацию. Через них же и деньги вымогают. Администрация даёт завхозам задачу собрать деньги с зэков. Те принуждают остальных скинуться на ремонт барака, деньги переводятся с карточек. Не платишь – до свидания не допустят под разными предлогами. Мне хотелось видеться с родственниками, поэтому я платил, примерно по три раза в год, немного, от 500 до 1000 рублей. Кто-то давал больше, особенно семейные, которые хотели повидаться с жёнами и детьми. Можно сказать, что денег нет, но тогда активисты по отношению к тебе включают режим повышенного внимания: следят за каждым твоим шагом и передают о провинностях вроде не застёгнутой пуговицы на робе, провоцируют постоянно грубостями.
Однажды в третьем бараке активист пытался с одного нерусского – таджика, что ли, – денег взять, оскорблял при этом, за него вступился другой зэк, говорит: "Ты совсем обнаглел? Деньги с нас постоянно тянешь, ещё ходишь сигареты-чай стреляешь". Ссора завязалась, и в итоге активиста избили. Надзиратели их разняли, активиста забрали, а двух других отвели в дежурку. Крики оттуда слышали все. Я долго этих ребят потом не видел. Говорили, что они в медсанчасти связанные лежат. Так что активистам в поле зрения лучше не попадаться. Но иногда и делать ничего не надо – достаточно подозрения.
В октябре 2014 года, когда я работал на промзоне, меня обвинили в выносе продукции. Естественно, надзиратели даже не сказали, на чём строится обвинение: просто поставили перед фактом и потребовали объяснений. Мне ответить было нечего, я не понимал, о чём вообще речь. После нескольких вопросов меня отвели в дежурку, раздели до трусов и поставили на растяжку. Начался допрос с пристрастием. Били кулаками по спине, по ногам пинали, требовали признаться в том, что я бизнес веду в обход администрации. Честно говоря, били не сильно и не долго, терпимо. Ноги, правда, отбили нормально. Потом несколько часов держали на растяжке, инспектор следил, чтобы я не встал. И ещё холодно было, как на улице, хорошо хоть без ветра. В итоге меня без всяких объяснений отправили в отряд. Больше разговоров о выносе продукции не было, но на какое-то время меня от работы отстранили.
На свидании с мамой я сказал ей, что временно не работаю. О жалобах на сотрудников колонии даже и мысли не было. Но мама после этого пошла в администрацию, чтобы узнать, почему я не работаю. В тот же день меня привели к замначальника колонии Нурмагамедову. Тот спросил: "Ты чё, маме решил пожаловаться?" Я объяснил, что это не так. Он меня отпустил со словами "Не превращай свои проблемы в проблемы родственников". Я и не собирался. Жаловаться было бы бесполезно, только избили бы ещё сильнее. Как тогда с московской комиссией».
Илья Стариков, с 2007 по 2016 год отбывал в ИК-5 наказание за нанесение тяжких побоев, повлекших смерть
«В ИК-5 в дежурке участок в камере ограждён клеткой. "Собачатник" они это называют. Когда комиссия какая-нибудь приезжает, надзиратели к этой клетке миску с водой ставят, вроде как у них там действительно место для собаки. На самом деле, там зэков "воспитывают". Поставят на растяжку на несколько часов и колотят по ногам, по спине.
В колонии я постарался как можно быстрее наняться на работу в промзоне. Лишь бы подальше от активистов. Раньше они были сформированы в секции дисциплины и порядка – СДП. Они уже тогда деньги выбивали, работали на администрацию. Сейчас официально их не стало, но фактически активисты также продолжают свободно перемещаться между отрядами, имеют привилегии от начальства, ради них оговаривают других зэков. Скажешь слово против "актива", будешь иметь дело с надзирателями – за такое они лупят жёстко. У активистов, конечно, у самих выбор небольшой: там некоторые так над другими зэками измывались, что если администрация их из "актива" выведет и в обычный отряд переведёт, то несладко им придётся. В лучшем случае с ними просто никто не будет разговаривать. Активисты даже после отсидки, вне колонии, стараются с другими зэками не встречаться. Поэтому они и идут до конца: один раз по приказу надзирателей избил зэка – всё, больше никто руки не подаст, приходится продолжать работать на администрацию. Да, бывали такие случаи, когда люди выходили из "актива", но обычно это те, кто не успел делов наворотить: они просто с самого начала поверили администрации, а потом поняли, что от них просят делать, и отказались. А если кого-то сама администрация вывела из "актива", то таким людям никогда доверять не будут, эти только ждут момента, чтобы вернуться на привилегированное положение. Ради этого они и оговаривают других зэков: толкового рассказать нечего, а выслужиться перед начальством хочется. Администрация разбираться не будет: слово активиста, пусть и бывшего, важнее, чем другого зэка.
Рулит всем замначальника колонии по безопасности Нурмагамедов. Он с виду вполне адекватный человек, даже вежливый. Я лишь однажды видел, как он кого-либо бил. На строевой ударил двоих зэков за то, что у них нашли телефон. Хорошенько так ударил, первый-то аж на землю упал, но второй смог на ногах удержаться. Лично мне сталкиваться с Нурмагамедовым не приходилось, но все знали, что зэков, которых не смогли сломать в дежурке, ведут к нему – мясо для замначальника.
Был ещё такой Овчарук. Они пришёл на работу, когда я уже отбывал наказание. Прям помню, как он первые дни себя вёл – такой робкий парнишка. Проходит несколько лет, и он зэков колотит сильнее всех. Профдеформация. Были среди надзирателей и нормальные люди. Но и они били, просто не сильно старались, некоторые извинялись даже. Им приходилось подчиняться, потому что иначе их вынудили бы уйти с работы до пенсии. У них тоже не было выбора».
Анонимно, с 2015 по 2017 год отбывал в ИК-5 наказание за убийство
«Я Фаруха знаю лично и не сомневаюсь, что он рассказал правду про то, что ему пришлось вскрыть себе живот: что остаётся делать, когда тебя унижают, бьют, раздевают догола и угрожают изнасилованием, чтобы снять это на видео и опозорить? Про воспитательные методы в ИК-5 слышали все осуждённые на Урале. Там всё сразу же по приезду начинается: бежишь с баулом по коридору, вдоль которого стоят надзиратели с дубинками. Если им что не понравится – вещи твои личные, татуировка или просто двигаешься медленно, – бьют. Поставят на растяжку и по ногам, по рукам бьют.
Потом активисты начинают тебе под кожу лезть со всякой ерундой. Ребята не могут на свиданку попасть, если завхоз против, денег ему не перевели. Я бы не назвал это вымогательством. Напрямую там никто не давит: "Давай деньги". Скорее, создают обстоятельства. Например, тебе нужно с родственниками встретиться, завхоз тебе скажет: "А мне надо денег на ремонт, хочешь на свиданку – плати или жди очереди".
На какое-то время я вышел работать на промзону, там хоть активисты не так сильно лютовали. Зарплату я получал примерно 2-3 рубля в месяц, ну, ни разу больше сотни. При этом, если судить по больничным отпускам у других ребят, они получали от 5 до 10 тысяч рублей. Не знаю, почему мне меньше приходило – я ничего не подписывал.
В дежурку я попадал десятки раз. За всякую ерунду. Но активисты могли докопаться до чего угодно. Они заинтересованы в том, чтобы как можно больше замечаний на других зэков набрать, поэтому часто просто оговаривают. В дежурке на растяжку поставят, поколотят, отпустят. Меня так по подозрению в наличии мобильной связи туда привели. Опера требовали отдать телефон. Я бы отдал, если б он был. Я вообще старался обходить конфликты с администрацией. А Фарух этого не умеет: если к нему несправедливо отнеслись, он юлить не станет. Лично я даже после отсидки своё имя называть не хочу в этом материале. Мне не хочется проблем с администрацией колонии, а после того, что творилось в ИК-5, я не удивлюсь, если они и теперь смогут мне их устроить».
Оригинал здесь