Я такой старый, что помню минские митинги 1991 года. Я сейчас не о возрасте физиологическом – о политическом возрасте. Вот я их помню – секретарь ЦК ЛКСМБ. Кто еще их помнит?
Первый заместитель председателя Совета Министров Михаил Мясникович, секретарь комитета комсомола педуниверситета Игорь Карпенко, главный инженер завода «Горизонт» Владимир Семашко, депутаты Верховного Совета Александр Лукашенко и Анатолий Лебедько, первый секретарь Советского райкома КПБ Сергей Калякин. Иных уж просто нет, а прочие не занимаются политикой.
Митинги тогда были двух родов – «пятипроцентные» и «департизационные». «Пятипроцентные» – митинги рабочих минских заводов. Сначала подняли цены на продукты – продуктов больше не стало. Потом подняли их еще на пять процентов – ввели так называемый «президентский налог» – фиксированную сумму, перечисляемую с каждой покупки в резервный фонд президента СССР. И вот эти пять процентов и взорвали ситуацию. Рабочие вышли на площадь.
Шли колоннами, помнится. Во главе – председатели профкомов (те, кто соображал, что иначе в кресле не усидишь). Заводские ворота открывали им по приказу директоров, опасавшихся, что запертые на территории предприятия (а установка была именно такая) рабочие и оборудование начнут громить, и с администрацией отношения попробуют выяснить.
Колонны шли четко – на площадь Ленина, к Верховному Совету. По пути женщины, взявшие сумки, отставали: как правило, днем выбрасывали превратившееся в дефицит продовольствие, так что был шанс что-то принести в хронически пустой холодильник. Но бóльшая часть все-таки оставалась на месте.
Вслед за рабочими начались студенческие митинги. Они проходили на площади Якуба Коласа. Оно понятно: рядом были политехнический институт, институт физкультуры, МРТИ, недалеко Ин-яз и театрально-художественный. Студентов было меньше, и выдвигали они уже другие требования: преимущественно о департизации (изгнании из вузов парткомов и комитетов комсомола), изъятии из институтских программ идеологических дисциплин, участии студентов в выборах ректоров.
Их тоже не били, так как, вероятно, опасались спровоцировать рабочих, которые незадолго до того все же ушли с площади: вечно не постоишь, да и продукты в рабочие столовки и заводские буфеты начали подвозить по льготным ценам (правительство распорядилось). А вот на защиту детей рабочие вышли бы наверняка.
Так что студентов, выдвигавших политические требования, не трогали. На площади дежурили умные люди: министр образования Михаил Демчук, его помощник Александр Козулин, а также с облегчением наблюдавшие за происходящим председатели студенческих профкомов.
Совмещения политических и экономических требований на площади тогда не произошло. Система уцелела – просто потому, что все оказались не готовыми к падению песчинки, вызвавшей пока еще – не лавину, но тихую эрозию почвы. И сами рабочие оказались не готовыми. И власть. И оппозиция.
Хотя та оппозиция на площади была. Депутаты Верховного Совета выходили из своих кабинетов, общались с рабочими. Я лично видел, как промчался к ним Станислав Шушкевич с сопровождавшими его Борисом Гюнтером, Валентином Голубевым, Сергеем Наумчиком. Потом слушал однажды выступление Зенона Позняка. Но рабочие все равно ушли. Противостояние во власти не ассоциировалось еще в их сознании с пятипроцентным «президентским» налогом. Привезли продукты – ну вот и хорошо.
А студенты после сессий разъехались по домам.
А потом – еще потом – был путч. И его поражение.
Вот Лукашенко это помнит очень хорошо. Помнит, во что обошлось власти повышение цен на колбасу всего на 5%.
Помнил. Отсюда все заявления о необходимости любой ценой выплачивать рабочим зарплату, сохранять рабочую неделю, хотя бы и сокращенную. Отсюда и контрактная система: удержать от возможных протестов угрозой потери работы. Отсюда и отказ от приватизации машиностроительных и прочих заводов – этого всебелорусского «фамильного серебра», которое уже и вовсе напоминает чернеющие на глазах белорусские монеты.
Сейчас ситуация изменилась. Последние десять лет на крупных государственных предприятиях шли бесконечные сокращения. Оставшиеся рабочие видели, что их зарплата, несмотря на это, не повышается. Цены росли. Рабочее место утратило свою привлекательность.
Но на улицы не выходили. Зачем? Терять еще было что, а ситуацию все равно не изменишь. Этих-то, студентов, что выходили на площадь, еще в десятом году дубинками отметелили, вместе с их поэтом. Требовали что-то непонятное. А тут вот все понятно: заставляют платить налог! Мы платить не будем! Мы – не тунеядцы!
Проблема в том, что рабочее место утратило свою привлекательность не только для самих рабочих, но и для директоров заводов, и для чиновников. И в следующий раз, когда очередной декрет коснется не только сокращенных ранее и не нашедших работы, но и всех прочих, директора не просто откроют заводские ворота, а покажут самую прямую дорогу в новую резиденцию главы белорусского государства.
И рядом с рабочими окажутся те, кого метелили в 2010 году. С совсем уже политическими требованиями.
И союз рабочих и студентов может оказаться куда страшней союза меча и орала – опоры нынешней власти, которая держится на силовиках и пропагандистах.
(Оригинал материала опубликован здесь)