Смотрим на то, чего нет

Вот мы входим в первый светлый зал Академии художеств и видим сине-фиолетовые полотна, написанные акрилом и вставленные в рамы разного формата. Картины развешены в три ряда (пресловутая «шпалерная» развеска, популярная в 1920-е годы, о которой много спорили на экспозиции авангарда в Еврейском музее). Мерцающая поверхность фирменной живописи Аллы Решетниковой таит истинное наслаждение для глаз. Но тут она имеет скорее служебное значение. Показать некие пятна на стенах, которые остались от разлетевшихся картин. Эти самые пятна очерчивают рамы, имеющие реально музейную ценность. Некоторые из них позаимствованы из Третьяковской галереи и Пушкинского музея – они реально обрамляли исчезнувшие великие произведения.

Переходим во второй зал, и история повторяется на этот раз в пурпурно-красных тонах. Те же абстракции расплывающимся причудливыми пятнами акрилом и вновь раритетные рамы. В принципе, инсталляцию господина Ерофеева можно смотреть и как просто зрелище: как меняется наше настроение и состояние при переходе от фиолетового к красному. Это, в конце концов, любимые цвета европейского модернизма и русского авангарда.

Однако, пора уже открывать интригу и объяснять, что пропало и к чему весь этот набор настенных форм. Дело в том, что в 1920 –1940-е годы именно здесь, в бывшей усадьбе Сергея Щукина располагался Музей новой западной живописи, где показывались картины из знаменитых коллекций Щукина-Морозова. Те самые Гоген, Ван Гог, Пикассо, Матисс и прочие западные постимпрессионисты и модернисты, которыми нынче гордятся ГМИИ и Эрмитаж.

В 1948 году музей был закрыт, а картины распределены по другим хранилищам. Периодически возникает идея собрать эти шедевры в одном месте – последний раз ее активно муссировала Ирина Антонова, президент ГМИИ, но натолкнулась на жесткий отказ Эрмитажа и министерства.

Андрей Ерофеев со свойственной ему бескомпромиссностью решил возвести памятник разоренному музею, воспользовавшись архивными фотографиями с видами залов. Тут можно было бы по примеру РОСИЗО развесить репродукции – и вот вам реконструкция, столь чаемая госпожой Антоновой. Но куратор действовал не столько на музейном поле, сколько на поле современного искусства, где фигура отсутствия важнее присутствия.