После бурного успеха выставки Серова в музейной среде появилась интрига: а перебьет ли следующий проект-блокбастер все эти очереди и выломанные в Третьяковке двери? На Бакста делались большие ставки. Это один из главных модерновых мастеров мирового уровня, за рисунками которого охотятся все коллекционеры.
Бакст, как верно заметила директор ГМИИ Марина Лошак, – это миф, легенда, что с нашими художниками случается крайне редко. Фигуры Бакста (правда, в переложении Зураба Церетели) нынче украшают новую сцену Большого театра, его костюмы к балетам вошли во все модные пособия, его портреты звезд Серебряного века (Дягилева, Гиппиус, Бенуа) иллюстрируют все сборники и антологии. И если Серов – это блеск дворянства и купеческих нуворишей, то Бакст – артистическая богема и прозападная интеллигенция. Почти битва почвеничества и либерализма.
К сожалению все эти размышления и надежды остались за пределами выставки. В Пушкинском создали типичную ретроспективу известного мастера. Она проигрывает Серову уже в том, что экспозиция «размазана» по двум зданиям (в Отдел личных коллекций, понятное дело, дойдут единицы), что в качестве знаковых вещей выступает графика (костюмы к дягилевским сезонам), ну и, наконец, что основной акцент кураторов сделан не на искусство, а на моду.
Можно долго спорить, является ли мода искусством, и, скорее всего, расставленные в центре Белого зала реальные костюмы, созданные по эскизам Бакста, вызывают у светской публики массу восторгов, но все-таки это не более, чем прикладные вещи. Они не идут в ни в какое сравнение с той степенью фантазийности, виртуозности, ракурсов и мистических видений, которые отличают произведения Леона Бакста. А с ними-то как раз ничего интересного не придумано.
Иными словами, выставка зависла где-то на перекрестке жанров. Для того, чтобы показать Бакста как художника моды ей явно не хватает всего того арсенала средств из шоу-бизнеса, которые давным-давно освоили модные дома (Пушкинский знает это не понаслышке, в конце концов, он принимал шоу Шанели и Диора). Бакст-портретист занимает здесь очень скромную позицию, а Бакст художник-визионер, сама плоть и кровь модерна, сделался в большей степени служителем театра. Не будем, конечно, загадывать, но за свои двери Пушкинскому музею можно быть спокойным.