«Мои дочери коровы» - камерная история о двух сестрах и их престарелых родителях, которые почти одновременно оказываются в больнице с безнадежным диагнозом. Сестры, актриса и училка, обе с неудавшейся семейной жизнью, издавна не ладят друг с другом, но, объединенные горем, стараются облегчить последние дни матери и отца. Из этого невеселого житейского материала другой режиссер мог бы сделать безнадежный фильм, но Дембска ставит трагикомедию, форма которой, согласно классическому определению Выготского, как бы уничтожает (точнее, «снимает» в гегелевском смысле этого слова) содержание и приводит к парадоксально просветленному финалу.
В «Соединенных штатах», напротив, никакого снятия не происходит – здесь монотонная форма картины прямо отвечает материалу. Действие происходит в конце 80-х, в последние дни польского социализма, герои – три женщины, страдающие от одиночества, сексуальной неудовлетворенности и безысходности, причем и без того тяжелое впечатление усугубляется или длинными, подчеркнуто неэстетичными средними планами, или холодными дальними. Однако нельзя не признать, что воплощение в данном случае адекватно замыслу.
К сожалению, этого нельзя сказать об «Анатомии зла» Яцека Бронского, сюжете о двух киллерах, старом и молодом, которые по заданию нижестоящего прокурора убивают вышестоящего. Бромски – режиссер опытный и умеющий создавать саспенс, но все его усилия неспособны скрыть пустоту картины о двух отморозках, судьба которых, как и всех прочих действующих лиц, ясна с самого начала и никого взволновать не может, а об искусстве анатомии примитивных перонажей, пусть даже сыгранных хорошими актерами, нечего и говорить.
Более интересен другой остросюжетный фильм – «Доля правды» Бориса Ланкоша, чей черно-белый стеб под названием «Реверс» наделал шуму на ММКФ несколько лет назад. В противоположность «Анатомии зла», «Доля правды» не кончается убийством, а с него начинается, дальнейщее же действие является расследованием, по ходу которого совершаются новые убийства и в конце концов открывается некая тайна, связывающая жителей городка. К сожалению, резкое обличение нравов, уходящих корнями в прошлое, не упаковано в столь же стильную форму, как в «Реверсе», и не отличается чувством меры.
Это последнее относится также к фильму Войцеха Касперски «На границе», в котором отец-пограничник с явной воспитательной целью зимой привозит двух сыновей на уединенную базу в горах, на которую тут же забредает подозрительный тип, с подачи которого отец отправляется на поиск его спутников, оставив детей наедине с этим уже в буквальном смысле слова отморозком, на всякий случай прикованным к кровати наручниками. После чего начинается форменный хоррор, обстоятельства которого складываются, а герои ведут себя не в соответствии с реальностью, а в соответствии с жанровыми штампами.
К фильмам ужасов следует причислить и «Демона» Марцина Вроны, где жених, приехавший в польскую глубинку, случайно обнаруживает во дворе дома будущего свекра женский скелет, после чего им завладевает дух убитой еврейской девушки и портит не только свадьбу, но и кино, поскольку говорит о неспособности одаренного режиссера исследовать важную для польского кино тему, не прибегая к сверхестественным силам.
Знаковое для этой темы название имеет картина Магнуса фон Хорна «Отголоски», рассказывающая о старшекласснике, который после попытки задушить свою подругу отбыл двухлетнее наказание и вернулся в родную школу, где встретился с тотальным бойкотом. Конфликт выглядит неразрешимым – с одной стороны, парню не оставляют шанса врасти в нормальную жизнь, а с другой – он опасен для окружающих, и не только потому, что у страха глаза велики, но и потому, что не способен себя контролировать. Между тем выход из подобных ситуаций известен, но режиссер сознательно умалчивает о нем – нормальная жизнь может начаться с переездом семьи в другой город.
Так или иначе, отголоски прошлого в настоящем и ответственность потомков за содеянное предками – одна из генеральных линий современного польского кино. Об этом не только «Демон», но и «Доля правды», и снятые ранее трагические «Колоски» Владислава Пасиковского, и оскароносная «Ида» Павла Павликовского, и другие картины, продолжающие уже классическую тему «морального беспокойства», начавшуюся еще в социалистической Польше.
Моральное беспокойство, кстати, проявляется и в снятом по следам описанных в прессе событий фильме Дариуша Гаевского «Чужое небо», под которым польская семья сталкивается со шведской социальной службой, фактически отобравшей дочь у родителей и передавшей ее на воспитание в чужие руки. Согласно режиссерскому замыслу, речь идет о грубом вмешательстве государства и общества в частную жизнь, но для зрителей вопрос имеет и моральный аспект, связанный с виной родителей и конкретных социальных работников перед детьми, которыми манипулируют те и другие.
Естественно, что делившиеся впечатлениями и мнениями продвинутые зрители «Вислы» часто обращались к сопоставлению польского и российского кино. В частности, говорилось о том, что наш кинематограф находится в гораздо большей зависимости от государства, что в целом ему чужд дух сомнения и морального беспокойства, но свойственна чуждая полякам забота об имидже своей страны, что в современном российском кино, в отличие от польского, прошлое скорее идеализируется, что польские крупнобюджетные по национальным меркам ленты приносят создателям прибыль, а наши в большинстве не достигают границ окупаемости, хотя потенциальных зрителей у нас намного больше. Выгодные для российского кино сравнения можно услышать на фестивале российского кино в польской столице «Спутник над Варшавой», который организует те же энергичная команда под умелым руководством Петра Скульски его жены Малгожаты.