Певица Нина Шацкая уверена, что наступил ренессанс русского романса

– Нина, вы поете романсы уже не первое десятилетие. Судя по афишам, ваши концертные программы регулярно меняются. А если подвести промежуточный итог: творчество каких композиторов вам ближе всего?

– На протяжении нескольких лет, отправляя афишки своих выступлений, я замечала, что в моем репертуаре очень много романсов двух авторов – Бориса Прозоровского и Бориса Фомина. Даже люди, которые близко не знакомы с жанром романса, все равно отлично знают их произведения. Вспомнить хотя бы «Дорогой длинною» – романс Бориса Фомина. Или одну только фразу «Разошлись, как в море корабли». Впервые она прозвучала в романсе Бориса Прозоровского «Корабли».

– Вы часто исполняете романсы в современных аранжировках, в то время как филармоническая публика в большинстве своем достаточно консервативна. Не мешает ли это найти дорогу к зрителям?

– Как раз наоборот. Романс живет, если попадает в тональность времени. Я часто сталкиваюсь с тем, что после концерта зрители интересуются, кто пишет для меня романсы, не подозревая, что их авторами являются все те же Прозоровский и Фомин. Сегодня их имена часто стоят рядом друг с другом, хотя судьбы этих композиторов были совершенно разными. Борис Прозоровский, например, очень пострадал в первые годы советской власти, его неоднократно арестовывали, и в конце 1930-х годов он погиб. Даже неизвестно, где его могила. Жизнь Бориса Фомина складывалась несколько легче. Он был достаточно любвеобилен, неоднократно женился, был всеобщим любимцем... В своей новой программе я не только исполняю их романсы, но и рассказываю о жизни этих удивительных композиторов, впервые выступаю рассказчиком.

– Вы для себя открыли секрет, почему проходят времена, а творчество этих двух композиторов не меркнет?

– Всё просто. Они были одарены прекрасно, так их Бог поцеловал.

– Однажды в интервью «НИ» вы рассказывали о том, как тяжело складывался ваш творческий путь, поскольку вы начинали в ту пору, когда о русских романсах никто и слышать не хотел.

– …Но все равно я шла этим тернистым путем.

– А вообще выбирать непривычные пути – это черта характера?

– Думаю, да. На протяжении последних лет я очень много путешествовала, но и здесь выбирала совершенно непопулярные страны. В то время, когда все мои друзья ездили в Европу и в США, я путешествовала по Африке, Индии, Индокитаю, Южной Америке.

– Даже в Африку не побоялись съездить?

– Я влюблена в Африку, и с этого начинается моя книга, посвященная путешествиям. Мне хотелось поделиться с читателями своими впечатлениями, рассказать об удивительных регионах и странах. Я, конечно же, не писатель, но надеюсь, что у молодежи книжка сформирует желание заниматься животными или географией.

– Не перестаю удивляться: все едут в Европу, вы – в Африку, все поют попсу, вы поете романсы. И при этом всякая ваша деятельность обретает успех. Наивный вопрос, но все же: чем так привлекает вас это путь против течения?

– Так сложилось, наверное, не от хорошей жизни. Все мы в юности хотим быть популярными, любимыми, легкими, но кому-то это дано, а кому-то нет. Я не знаю, от чего, но в период моей юности вокруг меня всегда выстраивалась дистанция. Людям казалось, что я высокомерная, что я сама держу это расстояние. Я оказывалась в каком-то вакууме, который никоим образом не могла разрядить. Можно было замкнуться, можно было страдать, можно было стать занудой – кем угодно, но я решила, что однажды найду и своего зрителя, и дорогу к нему. Было сложно, но я научилась получать удовольствие, радоваться жизни в любой ситуации.

– А ситуации, надо полагать, бывали не самые простые. Помнится, как в одном из интервью вы рассказывали, что редактор радиостанции, послушав ваш трек, вынес строгий приговор: дескать, вам не место на эстраде.

– Да, многое бывало.

– В такие моменты у вас рождается азарт? Или наоборот, опускаются руки?

– Я даже не знаю, азарт ли это. Но открываешь какую-то новую ипостась в своей деятельности.
Петь я начала в 1990-е годы, когда только самые-самые востребованные музыканты могли позволить себе иметь музыкальную группу. И если артист не работал под «плюс», то значит, он работал под «минус»: когда аккомпанемент уже записан, и звучит полная фонограмма минус голос, как в караоке. Мне повезло: мой отец был очень хорошим музыкантом и много мне помогал. Приглашал своих коллег, они участвовали в студийных записях – для того, чтобы у меня были качественные минусовки.
Однажды очень уважаемый, довольно известный музыкант, автор-исполнитель прилюдно сказал мне в глаза, что так петь нельзя, что «минус» – это ужасно, что надо накопить деньги и выступать с музыкантами либо самой играть. Его критику я восприняла настолько болезненно, что стала по крохам из своих гонораров копить деньги для того, чтобы писать аранжировки с симфоническими оркестрами. Мои друзья считали, что это безумие, что я трачу деньги на ветер. Но все же дело было сделано, и с тех пор началась новая глава в моей биографии.

– Сколько сейчас у вас аранжировок?

– Надо подсчитать… Кажется, порядка ста и еще большая песенная библиотека. Фактически я могу собрать репертуар на любой вкус и… отправиться на гастроли с концертами. В юности я могла об этом только мечтать.

– А много времени прошло, прежде чем мечта осуществилась?

– Достаточно много. И здесь тоже помог случай. Однажды друзья дали мне очень приличную сумму на проведение моего маленького фестиваля. Я назвала его «Осенний триптих». Это были три больших концерта (по концерту в месяц). И с тех пор обо мне многие узнали. Никогда не забуду своего удивления: в первый раз в жизни я должна была выступать в Концертном зале Чайковского – пришла к администратору и узнала, что все билеты проданы. Аншлаг. Это было счастье! С тех пор как-то само собой завершился период так называемых домашних концертов, когда собирался зал на 100–200 мест, и я понимала, что почти все зрители приглашены моими друзьями.

– Вас чему-то научил тот первый, настоящий аншлаг?

– Чувству благодарности. Перед лицом успеха я поняла, что многим обязана своему отцу и педагогу. А еще вокруг меня всегда были друзья, которые очень меня поддерживали. Что еще? Об этом редко говорят почему-то (считается, что это такое низкопоклонство перед шоу-бизнесом), но, на самом деле, это важно. Я поняла, что артист при любых обстоятельствах должен выглядеть безупречно. Недаром сейчас и оперные дивы становятся изящными, красивыми, эффектными (посмотрите их фотосессии), потому что опера – это тоже зрелище, и никуда от этого не уйти. Когда Нетребко выходит на сцену, она сводит с ума не только блестящим вокалом, но еще и азартом, и игрой, и собственной харизмой. Очень важным для меня стал момент, когда я встретила людей, которые помогли мне и в этом. Я поменяла имидж, я стала легче, я перестала страдать на сцене, а главное – научилась переключаться во время выступления.

– В каком смысле?

– Бывает, что заготовленный репертуар не соответствует атмосфере вечера (пришла другая публика). Тогда буквально на ходу приходится менять программу.

– Это ведь очень тяжело?

– Это очень интересно! Правда, у меня был один концерт, который я до сих пор вспоминаю с содроганием, потому что у меня ничего не получалось. Зрительный зал – как вата. Поешь – и ноль реакции.

– А что вы делаете в таких случаях?

– Здесь важно помнить, что перед тобой публика со своим особым внутренним ритмом. На нее не надо давить. Только терпение и такт. Я знаю несколько романсов, которые прошибают любую публику (не буду их называть). Правда, к этому средству прибегаю лишь в исключительных случаях, потому что это уже типичная конъюнктура. Но я знаю, что у меня есть волшебный загашник на экстренный случай.
Бывают неожиданности и другого рода. Я помню, что мой первый концерт в Екатеринбургской филармонии зрители поначалу восприняли настороженно – для них непривычно, если солист говорит с залом. И все первое отделение я всячески пыталась установить этот диалог. Зато второе отделение прошло на ура, зал аплодировал стоя. С тех пор в моем гастрольном графике это один из самых любимых городов. Меня там уже знают и ждут.

– Вы сами составляете программу своих выступлений?

– Сейчас у меня две новых, интересных программы. Я их очень люблю. Не могу сказать, что сочинила их в одиночку. Как правило, любая программа – результат труда целого коллектива. Иногда авторы присылают мне свои разрозненные песни.

– Шлют, наверное, со всей страны и даже из-за рубежа?

– Да, но крайне редко мне что-то подходит. Хотя однажды один из самых любимых моих романсов пришел ко мне именно вот так – от автора, с которым мы прежде не были знакомы. Его зовут Алексей Моторкин. Мы познакомились в гостях у моих друзей, и он предложил мне послушать его песню. Честно говоря, я напряглась, потому что отказать было бы неудобно. Но через минуту волнение исчезло: он стал петь, и вдруг я поняла, что это на 100 процентов моя песня. Вскоре я исполнила ее на концерте ко Дню полиции, она попала в эфир, и сейчас я все время натыкаюсь на нее в Интернете – у нее огромное количество скачиваний.

– Хочу вернуться к началу нашего разговора. Вы говорите, что романсы поете уже 25 лет. И, судя по аншлагам, жанр этот весьма востребованный…

– Сегодня, я бы сказала, он переживает ренессанс.

– А с чем это связано, на ваш взгляд? В Европе ведь романсы не так популярны, как у нас.

– Для России романс – это совершенно исповедальная вещь. Главное в этом жанре – судьба человека. Плюс, опять же, минорность, что очень свойственно русскому характеру – загадочной русской душе.

– Не кажется ли вам, что минорность была больше свойственна XIX веку. Сегодня, на фоне безудержной шоумании, изменился, наверное, менталитет…

– Так многим кажется. Я тоже не раз сомневалась: а нужно ли кому-нибудь то, что я делаю? Но когда я выхожу на сцену и вижу перед собой сотни заинтересованных лиц, то понимаю, что никакая шоумания не сможет испортить русский характер, не затмит любовь к романсу.