– Эдвард Станиславович, почему в своей новой книге «Берегитесь, боги жаждут» вы сравниваете две революции – Великую французскую и Октябрьскую, 1917 года…
– Вы только подумайте: эпоха Просвещения, Французская революция – и все заканчивается водопадом крови! Если бы нежнейшему человеку Робеспьеру (честнейшему адвокату, нравственному, добродетельному!) на свадьбе его ближайшего друга Камилла Демюлена, на которой присутствовали все знаменитые французские революционеры, сказали бы, что очень скоро он отправит на гильотину всех этих революционеров, и этого Камилла, с которым дружил с юности, и его жену заодно, я думаю, он бы даже не расхохотался. Если бы Владимиру Ильичу Ленину сообщили, а он тоже был адвокат, что вместо того, чтобы защищать людей, чему его учили, он будет бесконечно писать «расстрелять», «расстрелять», «расстрелять», он бы тоже не очень поверил. Или вот. У Льва Николаевича Толстого был корреспондент, который присылал ему большие письма, пытаясь при содействии классика решить нравственную проблему: можно ли ему быть в связи с женщиной, которую он полюбил, если у нее муж находится в заключении? Лев Николаевич отвечал, как положено Льву Николаевичу, – пространно рассуждал о морали, потому что понял: автор писем – очень нравственный человек и действительно мучается этим вопросом. Фамилия корреспондента была Юровский.
– Тот, что руководил расстрелом царской семьи?
– Именно. Пройдет немного времени, и этот нравственный человек будет преспокойно убивать беззащитных людей, будет разряжать револьвер в голову раненому мальчику, ползающему по окровавленному полу. И потом все это будет описывать, чувствуя себя орудием истории. Понимаете, революция – она преображает. В людях есть неисчерпаемые запасы ненависти. Борьба Христа и Антихриста в человеческой душе – она постоянна. Цивилизация – да, она как бы держит все эти стихии в узде. Но когда начинается революция... Это фантастическая вещь! Служащие революции начинают видеть какие-то высочайшие цели, которые разрешают им разбить голову человеку, прибить человека к воротам, как прибили князя Оболенского крестьяне. Потому что это – революция...
– И эта ненависть мотивирована?
– Вы наверняка знакомы с замечательной книжкой «Окаянные дни» Бунина, целиком состоящей из проклятий народу, который превратился в зверя. И этот «зверь», как он пишет, «и был великий русский народ». На самом деле, я думаю, Иван Алексеевич здесь лукавит. Он не мог не знать, как сказал Блок, что внутри этого народа столетиями воспитывали ненависть. Что это был угнетенный, несчастный, бесправный народ, который продавали, запарывали на конюшнях, проигрывали в карты. Каждый день на протяжении веков с согражданами поступали как с рабами, попирались все законы – и человеческие, и нравственные, и божеские. И все это считалось нормальным. И то, что скопилось, что было спрессовано, вырвалось наружу. Что это непременно произойдет, должен был знать историк Милюков, который занимался Французской революцией. Но почему-то не знал. Не знал, что у великих революций есть общие законы. Один из них гласит: начинают революции одни, а следом приходят другие. Начинают те, которые абсолютно убеждены (такими были в России кадеты, во Франции – жирондисты), что вот сейчас они уничтожат все самое плохое в королевских-царских режимах и начнется рай...
– А вместо этого...
– Нет-нет. Сначала как-то так все и идет, как они хотят, режим уступает свои позиции с легкостью. Но потом... Если во Франции существовало три сословия, то в конце любой революции приходит еще одно, четвертое – забитое, страшное, обездоленное – нищета. И эти люди выходят требовать всего! По законам революции они имеют на это право, потому что все путы сняты. И когда Карамзин говорит: «Век просвещения в огне и крови, не узнаю тебя!» – он так же странен, как Милюков, который не понимал, что это неизбежно. А понимал, как это ни удивительно, не очень знавший историю Владимир Ильич Ленин. Знал, потому что очень хорошо изучил Великую французскую революцию. Что это так, вы увидите в этой книге, в которой я показываю абсолютные параллели. До смешного: большевики присваивают себе все ходы Французской революции. Почему? Потому что эти две революции – одно и то же. Там крестьяне с наслаждением и ненавистью вешали своих аристократов. И тут тоже крестьяне... И Владимир Ильич это использовал. Он понимал, как бездарны кадеты, даже эсеры, которые еще вчера так замечательно взрывали царских вельмож, и он их тоже использовал. А какие лозунги были! Фабрики – рабочим, земля – крестьянам! Никаких тайных договоров! Величайшая свобода! Это было царство утопии. И интеллигенция, у которой в крови ненависть к торгашеству, к слою этих сытых ничтожеств, чаще всего оказывающихся у власти при капитализме, – она поверила, что здесь это будет осуществлено.
– И поверила не только российская интеллигенция.
– Да! Сюда ехали как... в страну воскресшего начального христианства, которая отказалось от собственности, которая решила жить в равенстве. И чем все закончилось? Беспощадной восточной деспотией, кровавой инквизицией. И эта несчастная радикальная западная интеллигенция, в основном французская, должна была все время лгать. Ромен Роллан должен был лгать, делать вид... Потому что они думали, что все дело в Сталине. Что будет не Сталин, а «Малин» – и все изменится. Они не понимали законов того, что происходит. И так же во время Французской революции. Робеспьер. Вот он разговаривает с Маратом. Марат в это время пишет кровавые статьи. Робеспьер говорит: «Ты макаешь свое перо в кровь». И как мудр Марат, отвечающий: «Ты еще не дорос до меня, Робеспьер»! И очень скоро Робеспьер дорастет. И будет бесконечная гильотина. Потому что его, как и Юровского, и всех их, воспитывает революция. И вот это воспитание революцией родило величайшее открытие Робеспьера. Он сказал: «Великая революция – это обязательно великая кровь». И наша Октябрьская революция, которую унижают, называя переворотом, великая революция, которая родила такую же великую кровь, как и во Франции в XVIII веке.
– Наши революционеры, судя по всему, это понимали, когда заваривали кашу. А что они не учли?
– Вот Владимир Ильич, когда он отправлял на расстрел великого князя Николая Михайловича, замечательного историка, он сказал фразу, которую почему-то называют легендарной: «А революции не нужны историки». Все думают, что это просто фраза. А на самом деле Владимир Ильич процитировал французского революционера, который в ответ на просьбу великого химика Лавуазье немножко подождать с гильотиной, потому что он на пороге великого научного открытия, а потом, мол, можно его и гильотинировать, сказал: «А революция не нуждается в науке». Владимир Ильич просто повторил слова того неграмотного француза. Но на самом деле он ошибся. Революции очень нужны были историки. Только они смогли бы объяснить Ленину, что все его окружение, которое так победоносно въехало в Смольный, кроме одного человека – усатого, курящего трубку, все они пойдут к стенке. Так же, как пошли на гильотину все французские революционеры, эти восторженные победители. Замечательные слова произнес один из них, журналист, жирондист, поднимаясь на гильотину. Нет, не Дантон, который сказал: «Революция, как Сатурн, пожирает своих детей. Берегитесь, боги жаждут...» Нет, я о другом человеке, который высказался раньше, но при таких же обстоятельствах. Он сказал: «Мы хотели уничтожить царство короля и... (обращаясь к палачу) основали новое царство – твое, палач». Так что всем, кто начинает играть в эту заманчивую игру под названием «революция», надо изучать историю. Обязательно.
– Ваша новая книга по объему и оформлению не похожа на ваши предыдущие книги, почему?
– Эта книжка такая небольшая, потому что написана для молодых людей, у которых есть одна беда – они не могут читать. Им очень трудно читать. Понимаете, вот эти каналы телевизионные, вот эти длиннейшие сериалы, которые, один к одному, дали такой результат. Эти несчастные даже в «Твиттере» уже могут разговаривать только картинками. А скоро и картинки будут слишком сложны. Поэтому я тоже становился на горло песне и старался писать кратко, но не упуская самого главного. Надеюсь, в таком виде молодые книжку прочтут. И она украшена картинками. Но не потому, что я развлекаю читателя, а потому, что это документальные картины: гравюры той Французской революции и той Русской революции...
– А можно предвидеть надвигающуюся историческую бурю?
– Во-первых, революции не возникают, когда их ждут. Часто, когда ждут, они как раз и не возникают. Вот в России довольно неожиданно все произошло. В 1914 году весь народ стоял на коленях и приветствовал царя! Если бы Николаю тогда шепнули, что через три года те же крестьяне будут бороться за право его расстрелять, он бы не поверил. Но, мне кажется, люди должны знать, как все происходит. Поэтому я и написал эту книжку.
– Что вы думаете о сегодняшней ситуации в России?
– Является ли она революционной? Не уверен. Но является ли она не революционной – я тоже не уверен. Поймите: я не участник – я всего лишь наблюдатель. Вы никогда не увидите меня, например, на демонстрации, в толпе. Я человек, которому интересно не участвовать, а размышлять над тем, что происходит. Я наблюдатель или, если хотите, свидетель...