«На меня направлен сумрак ночи»

Великое произведение самим фактом своего существования заслоняет предшественников. Кто помнит «Легенду о докторе Фаусте» после Гете? Кто вспоминает Саксона Грамматика с его «Деяниями данов» или хроники Холиншеда? Историю принца Датского мы видим глазами Шекспира. У любого на памяти набор хрестоматийных монологов и еще более хрестоматийных оппозиций: «лица братьев, ты видишь, сколько прелести в одном» и т.д. В постановке МДТ лица братьев сияют на майках – Гертруда носит на груди портрет Клавдия (Клавдий – собственный портрет). Офелия – портрет Гамлета. Гамлет – сдвоенный портрет себя и отца («обожествление отца – для него форма самообожествления», – прокомментирует Гертруда). Портрет на груди, как когда-то рыцарский штандарт, а сейчас подвязанная лента, сразу объявляет «партийную принадлежность». А то, что все портреты в родстве между собой, только добавляет ожесточения. Каждый готов за лик на майке умирать и убивать.

Спектакль сразу начинается с ноты предельной. Мать и сын проходят в танго, такие легкие, пластичные, такие близкие в этом танце. А потом они кричат друг другу то накопившееся, больное, что разводит их навсегда.

Гертруда (Ксения Раппопорт) – грешная, живая, обольстительная – будет биться до последнего за самое главное, за свою свободу и свою любовь. Ради них пожертвовала мужем и готова пожертвовать сыном. Гамлет (Данила Козловский) – похожий на заточенный кинжал – будет неотступно следовать долгу сына и принца. Старый конфликт любви и долга обретет у Льва Додина новые и страшные обертоны.

Там, за пределами зрительного зала, идет невидимая нам жизнь. Иногда оттуда врывается музыка, врывается свет. На сцене стальные строительные леса, затянутые белесым брезентом. В Дании идет ремонт всего и вся. Квадратные провалы в полу (актеры аккуратно балансируют по доскам). Каждый шаг рождает гулкое эхо. Мир Эльсинора полон звуков. Самый страшный – звук Призрака, бегающего под полом, как крыса.

Присутствие Призрака навязчиво-ощутимо. «Я чувствую его все время», – устало признается Клавдий (Игорь Черневич). Сильный, надежный мужчина по-настоящему любит свою королеву, ради нее готов на все. Даже на роль мудрого реформатора Дании (раз уж брат ухитрился поссориться со всеми соседями). Гертруда обращается к невидимому мужу: «Уходи и не возвращайся!» Куда там! Мертвый утащит за собой, в свою гулкую пустоту всех: и брата, и жену, и сына, и возлюбленную сына, и ее брата.

Полоний здесь сдвоен с Лаэртом. Станислав Никольский играет идеального чиновника – расторопного, искренне радующегося, что тирана сменили новые и разумные правители. За эту «расторопность» его презирает сестра. Офелия (Елизавета Боярская) здесь не только возлюбленная Гамлета, но его единственный наперсник (его Горацио). Она любит принца и служит ему, как может. Отдает всю себя, пытаясь отвлечь от тяжких дум. Напрасно. После убийства брата – его задушили и скинули безжизненное тело с высоты – она еще ждет от Гамлета объяснений. И, не дождавшись, сходит с ума.

«В нем зреет что-то страшное», – кричит Гертруда о Гамлете. И тут она права. Как долго зрело в королеве убийство мужа, мы не знаем. Но путь Гамлета к убийце прочерчен Львом Додиным с наглядной ясностью. Как всякий фанатик, он слышит только то, что хочет слышать, и видит только то, что хочет видеть. Между ним и троном – дядя. Мать осквернена. Отец – «человек в полном смысле слова».

Гамлет–Данила Козловский, как и все здесь в Эльсиноре, еще чтит высокую трагедию. Цитаты из переводов Пастернака вплетаются в прозаический текст еще и как общеизвестные отсылки. После мгновений любви с Офелией Гамлет, натягивая рубашку, декламирует ей «Быть или не быть» (их тайный пароль и оклик). Гертруда собственное преступленье сближает с убийством короля Дункана: «Кто ж знал, что в старике окажется СТОЛЬКО крови!»

Недаром особое место в структуре постановки Додина отдано странствующим актерам. Их играют старшие премьеры труппы: Игорь Иванов, Сергей Курышев, Сергей Козырев. В разноцветных лоскутных кафтанах и театральных париках эта троица смотрится на фоне черно-белых обитателей Эльсинора выходцами из другого мира, куда более красочного. Единственное, на что они жалуются, – на голозадых мальчишек, отвлекающих публику от серьезного искусства («Какую страшную старость они себе готовят», – вздыхает Гамлет).

Актеры здесь пытаются предостеречь и предупредить своих царственных зрителей. Они играют перед Гамлетом длинную сцену из «Короля Лира» с монологом о детях-чудовищах. Принц намека не слышит. В сцене «Мышеловки» актеры каждому рассказывают его страшный сон (Гертруде о смертном часе и посмертных муках мужа). Их адресаты понимают все подтексты, но продолжают курс на (само)уничтожение.

Искусство в очередной раз оказывается Кассандрой.

В финале нет ни поединка, ни отравленных шпаг. Спасшийся с корабля Гамлет возвращается судить и карать. Он застает мать и дядю, как и мечтал, сразу после постели, в белье. Сопротивление бесполезно и унизительно. Достав фляжку, Гертруда – Раппопорт пьет отравленный напиток: «Твое здоровье, Гамлет!». И Клавдий добавит: «Ты победил!» У Гамлета еще будет короткий и страшный танец победы на свеженастеленном помосте. Сцена гудит под его отчаянными прыжками. Потом короткий трезвый миг осознания – ЧТО потерял и с ЧЕМ остался. И дальше – тишина. Только актеры сноровисто покатят вдоль зрительского ряда огромный телевизор с инаугурационной речью Фортинбраса.

Может быть, эта гениально-еретическая постановка – самый шекспировский по мощи и трезвости мысли из виденных мною «Гамлетов».