Все критики и журналисты, кто пишет о нынешней «Инновации», обязательно начинают с рассказа об исключении из списка Петра Павленского. Премия, которую спонсирует Министерство культуры, оказалась не готовой к тому, что ее эксперты дружно проголосуют за художника, поджегшего дверь ФСБ. В результате организаторы конкурса удалили Павленского, а экспертный совет в ответ на это вообще в этом году отменил присуждение премии в главной номинации – Произведение визуального искусства. Ситуация сравнима с тем, как если бы на кинофестивале перестали давать приз за лучший фильм (а заодно и лучшему режиссеру), а раздавали бы статуэтки исключительно операторам и сценаристам.
В лучшем из миров после такого казуса вся артистическая общественность дружно должна бы отмежеваться от цензурной структуры. Но в нашем мире силен принцип, который в грубой форме выражен поговоркой «с паршивой овцы хоть шерсти клок». Если уж государство выделяет деньги на поддержание современного искусства, надо за них цепляться. В конце концов – и это самый веский аргумент – кто еще увидит и поддержит актуальных художников за пределами МКАД? Собственно, в этом и ценность выставки вместе с раздачей наград – обнаружить жизнь в регионах и среди молодых художников (номинация «Новая генерация»).
Если воспринимать «Инновацию» чисто как выставку, знакомящую с лучшими арт-достижениями прошлого года, стоит отдать должное дизайнерам (на этот раз проект экспозиции сделал Михаил Лейкин). Втиснуть презентацию трех десятков проектов в один зал ГЦСИ – задача не из легких. Весь зал выглядит как эдакий склад ящиков-посылок (картонные выгородки обращены к входящему тыльной стороной), внутри которых висят несколько фото (в лучшем случае) или экран с видеонарезкой. Это, скорее, намеки на творения, которые и так все должны знать. Огромная выставка в Третьяковке «Метагеография» здесь выступает на равных с ироничным павильоном-домиком «Кавказ», тут же полунаучное изыскание «Восток. Деконструкция» соседствует с экспериментальным центром «Красный» (все это идет в номинации «Кураторский проект»).
Что касается регионов, то больше всего запоминаются три проекта: презентация андеграунда Владивостока («Край бунтарей»), где нас встречает силуэт чайки, выкрикивающей зрителю всякие одиозные фразы и ругательства; замечательная Третья Уральская биеннале, под которую в Екатеринбурге отдали 10-этажное конструктивистское здание, – получился артистический муравейник; и, наконец, пленэрные игры художников в Дивногорье Воронежской области, где они преображали деревенский ландшафт.
Четыре «молодых» художника, выдвинутых на соискание премии, объединены одним подходом и методом: все они пытаются рассмотреть острые и социальные явления в некоем метафизическом ключе. Будь то Леонид Цхе, перерисовывающий моментальные снимки со смартфона, Евгений Гранильщиков, собирающий милитаристские заголовки из газет и журналов, Аслан Гайсумов, показывающий, как в старой «Волге» умещаются два десятка беженцев, Полина Канис, медитативно следящая, как в темных водах ее «Бассейна» люди исчезают в никуда. Иносказание и намеки – по-прежнему главный язык нашего современного искусства.