– Давайте начнем со статистики. Сколько знаменитостей за 15 лет работы прошло через вашу фотостудию? Тысяча?
– Пять тысяч! Но, понимаете, тут сложно. Из этих пяти тысяч я бы по собственному желанию сняла, может, как раз тысячу – тех, которые нравятся, с которыми хотела бы работать и общаться. А остальные – это для рейтинга журнала. Журнал – это же производство. Там нужно все время выдавать что-то… злободневное. Выходит какое-то кино или сериал, мне говорят: вот – новая звезда. Хочешь не хочешь – снимаешь. Иногда я даже не успеваю заглянуть в Интернет, чтобы узнать, кто это.
– Если бы вы предложили поучаствовать в вашем фотопроекте тем, кто собирался в доме Роберта Ивановича, как думаете, согласились бы? А сам Рождественский?
– Папа бы не отказался, но я ему просто не предложила бы, наверное. И остальные, думаю, охотно бы согласились. Это же были люди эстрады, привычные к публичности. И попробовали бы отказать! Они же знали меня с раннего детства (смеется).
– Кстати, скоро выйдет сериал по роману Аксенова «Таинственная страсть» – о шестидесятниках, в том числе о Роберте Рождественском. Волнуетесь?
– А я видела его. Поэтому не волнуюсь.
– Меня всегда удивляло, как много талантливых поэтов и прозаиков появилось в нашей стране в начале шестидесятых. Целая плеяда художников, умеющих воспеть лучшие человеческие качества простым языком. А это было именно то, в чем нуждался тогда народ, приходящий в себя после войны. Сейчас тоже есть такая нужда, но где плеяда?
– Да, в этом смысле нынешнее поколение обескровлено.
– Екатерина, как вам кажется, какие качества в вас от отца?
– Не знаю. Наверное… Я не люблю выпячиваться. Не могу за себя просить, только за чужих, мне стыдно, когда меня кто-то узнает. Приятно лишь, когда узнают как дочку Рождественского. Наверное, еще от папы мне досталось такое легкое отношение к жизни. В плане того, что на все надо смотреть с юмором или с его остатками, когда уже и юмора не хватает. И у отца с этим чувством было все прекрасно. Когда он что-то рассказывал, все вокруг просто умирали от хохота, плакали, держались за живот, а он сидел мрачный, курил и продолжал историю.
– Это всегда были импровизации или «проверенные номера»?
– Нет-нет, чаще всего импровизации. Но какие-то рассказы, конечно, повторялись – всё ведь из жизни, невозможно себе придумать другую жизнь. Но даже если история повторялась, в папиных устах она каждый раз звучала совершенно по-новому.
– Военное детство отец вспоминал? Ведь ему даже пришлось пожить в детском доме, пока мать была на фронте?
– Ну, вот детский дом папа чаще всего и вспоминал. И бабушка очень страдала, переживала и даже ругалась, говорила: «Можно подумать, ты долго был детдомовцем!» Он отвечал: «Долго». Не знаю, сколько папа там на самом деле прожил – несколько месяцев, год… Но для него, я думаю, и неделя показалась бы нескончаемо долгой. Когда такой возраст, когда неизвестно, где родители, когда непонятно вообще, что происходит. Мама вышла замуж за однополчанина, и папа в 14 лет из Петкевича превратился в Рождественского. Он говорил: «Я не знал, кто я, что я, был абсолютно потерян». Представляю, как он безумно переживал в одиночестве, не имея возможности даже с кем-то поговорить. И еще папа вспоминал, как в музыкальном училище, в котором он в войну проучился год, на него надевали огромную трубу (туба, кажется, это называется). Он был такой ходячей трубой и при хорошо развитых в спорте легких выдувал в нужный момент нужную ноту. Серьезного музыкального образования папа не успел получить, но, когда я была уже взрослой, он меня здорово удивил. Взял и сыграл какую-то довольно сложную вещь на аккордеоне, впервые взяв в руки при мне этот инструмент. Я стояла, открыв рот. Вообще в папе были заложены таланты, о которых, наверное, не подозревала даже мама.
– Говорите, что не любите себя выпячивать. А звезды, с которыми вы имеете дело, как раз охотно себя «выпячивают». Какие из «звездных» качеств вам симпатичны, а какие нет? И какие из этих качеств, на ваш взгляд, действительно «звездные»?
– Знаете, каждая звезда требует отдельного обсуждения. Есть звезды дутые, есть звезды реальные, есть огромные величины, есть звездная пыль. Эта градация – как на небе: вот тебе – Солнце, а вот – астероид, комета. И все очень субъективно.