Все – из сада

Прежде чем поднимется занавес, по экрану побегут строчки – умирающий Чехов творил свою комедию, комментируя процесс описанием признаков надвигающейся смерти и философским осмыслением жизни. Этот экран будет опускаться перед каждым новым актом, и всякий раз зритель будет получать письма Чехова, адресованные друзьям и близким, и чувствовать себя немножко адресатом.

А когда занавес поднимется, мы окажемся в знакомых декорациях, в которых уже страдали и мечтали о лучшей жизни персонажи «Дяди Вани» и «Трех сестер» – квадрат мобильной платформы-эстрады, эклектичная мебель рубежа веков, которая перестанавливается, громоздится или исчезает, перемещая действие в разные уголки усадьбы, качели как отголосок беззаботной жизни. Костюмы эпохи ар-деко изящно стилизованы Тамарой Эшбой – в том же духе прежде одевал чеховских персонажей Кончаловского Рустам Хамдамов. Вопреки надеждам режиссера сделать трилогию силами одной и той же обоймы артистов «вишневая» команда существенно отличается от состава двух предыдущих постановок Кончаловского – до финиша дошли только четверо из первоначального набора. Но способ диалога Кончаловского с Чеховым остался прежним – никакой актуализации и радикализма интерпретаций, попытка понять, что происходило именно там и тогда, колдовство над восстановлением людей из прошлого – как утраченного артефакта. Разглядеть те изменения в человеческой сущности, которые привели к революции, случившейся через два года после написания пьесы и через год после кончины ее автора.

...Разоренная любовником и праздностью барыня в поисках спасения возвращается из-за границы в свое обнищавшее имение. Раневская в исполнении Юлии Высоцкой практически недееспособна, поскольку глубоко больна, если не наркозависима: истерики, мгновенная смена настроения, трясущаяся рука с чашечкой кофе, постоянные видения (женщина в белом – призрак утраченного бесценно-дорогого). Отсюда и полная неспособность поверить в очевидное, и отсутствие всякой воли, чтобы предпринять усилия. Ее великовозрастный инфантильный брат – карикатура на вальяжного, отрешенного от бытовой суетности сибарита, живущего иллюзией, что все само собой как-нибудь устроится, прячущегося от страшной реальности за показным оптимизмом. Этот персонаж Александра Домогарова неожиданно напоминает незабвенный образ рыхлого, манерного, неумолимо двигающегося в сторону маразма барина, созданного когда-то Николаем Олимпиевичем Гриценко. Несостоятельный тандем владельцев имения в упор не видит и не слышит свою бывшую собственность – крепостного Лопахина и даже предположить не может в нем могильщика вишневого сада. Персонаж Валерия Кищенко – единственный из сегодняшнего времени: селф-мейд-мен, стряхнувший с себя комплексы посредством головокружительного взлета по вертикали, лишенный светского лоска, но преисполненный действенного, товарищеского участия. Петя Трофимов, которого привычно видеть вечным пубертатом, прыщавым резонером, компенсирующим мужскую несостоятельность манифестированным пуризмом, у Кончаловского, без всякой карикатуры, – прообраз утопического улучшенного человека будущего. Порой кажется, что от его лица говорит о своих идеалах сам Антон Павлович. А самым мудрым персонажем комедии оказывается, как и положено, шут – Шарлотта Ивановна в исполнении Ларисы Кузнецовой. При всем внешнем гротеске (точечно возникающее на сцене видение из немецкого кабаре тридцатых годов) и вынужденных клоунадах она самая неприкаянная, поэтому лучше других видит масштаб надвигающейся катастрофы.

Но подсознательно катастрофу предчувствуют все, поэтому в момент продажи имения вслед за еврейским оркестриком отчаянно несутся в хороводе, напоминающем отчего-то похоронную процессию. Пока на переднем плане выясняют, кто же купил лучшую часть их жизни с целью уничтожения, там, за окнами, новоявленные лишенцы вместе с теми, кому в новой жизни место явно найдется, предаются макабрическим пляскам. Когда они съедут в никуда, так и не поправив ни финансовых, ни сердечных дел, вместе с шаржированно одряхлевшим Фирсом (Антон Аносов – из молодого поколения актеров) в доме-склепе упокоится и призрак женщины в белом – прекрасное видение из прошлого дяди Вани, трех сестер и Гаевых-Раневских...