Музыкант Евгений Хавтан

– Евгений, можете вспомнить, как вы пришли к рок-н-роллу?

– Это сложилось естественным образом. Мне нравятся, и нравились, 50-е, 60-е, отчасти 70-е годы за свою натуральность. Я имею в виду то, что музыка была как законы и теоремы. С этих законов и теорем все и началось. И все началось не только в музыке. Мода, например, сформировалась в то время, кино. Поэтому эти времена мне симпатичны. И как-то так сложилось, что это – мое. Кто-то слушает метал, кто-то любит техно, а мне нравится то, что мне нравится.

– Как отреагировало ваше окружение, друзья, родители, преподаватели в институте, когда вы вдруг занялись музыкой?

– Мне, откровенно говоря, было все равно, что думают обо мне родители, а тем более преподаватели. Потому что я был сам по себе, и все мои друзья, с которыми я начинал общаться в 70-х, имели одно общее качество: они были не похожи на тех, кто был вокруг нас. 70-е годы прошлого века в СССР – это достаточно серое и неинтересное время, оно мне напоминает сегодняшний день, потому что все унифицированы. Все слушают примерно одну и ту же музыку, одеваются из одних и тех же магазинов и выглядят абсолютно одинаково. На мой взгляд, это скучно, и никогда мне было не близко – быть в толпе одинаковых людей. Может, поэтому группа была не похожей на остальных, да и сейчас мы играем не то, что все играют.

– Как вы сегодня слушаете музыку – на плеере, виниле, кассетах?

– На виниле я слушаю то, что со мной навсегда, то есть классику и то, что я люблю однозначно. Что касается новой музыки, ее в Youtube очень много. Что касается новых альбомов, мне достаточно пару тактов прослушать, чтобы понять, моя это музыка или нет. Это даже от жанра не зависит, это может быть и джаз, и инди, и электронная музыка.

– Недавно я беседовал с Уотти Бьюкеном из группы Exploited, довольно агрессивным и закоренелым панком. Он заявил, что одной из его любимых групп является весьма меланхоличная группа The Cure. У вас есть какие-то музыкальные предпочтения, которые могли бы так же удивить?

– Такие «агрессивные» люди, как показала практика, слушают нечто совершенно иное, нежели играют. Дэйву Гроллу нравятся Beatles, хотя это вообще ни разу не гранж. У меня тоже много всего есть в плеере, что нельзя со мной с ходу ассоциировать, Beck, Beirut, электронщик Джеймс Блэйк, Джонни Марр, Retuses, джаз 40?х годов, Sex Pistols, кстати.

– В начале этого года не стало Дэвида Боуи и Лемми Килминстера из Motorhead. Что вы почувствовали, узнав об их уходе?

– Мне всегда печально, когда люди умирают, а тем более музыканты такого уровня. Как-то мы вообще год начинаем не очень радостно. Это большие имена, вряд ли кто-то сможет занять их места. Я с уважением отношусь к поколению новых артистов, но по сравнению с двумя этими именами они все малы. Потому что Боуи и Лемми создавали законы, по которым развивался рок-н-ролл. Если Лемми я не могу назвать «своим» артистом, то Боуи – это тот музыкант, который мне всегда очень нравился, абсолютный экспериментатор.

– Что касается экспериментов, как вы лично поняли, что «Браво» больше чем просто рок-группа и вам хочется сделать нечто значимое?

– После записи альбомов «Московский бит» и «Стиляга из Москвы» я понял, что эта тема исчерпана и я возвращаться к ней более не хочу. Потому после них появился альбом «На перекрестках весны», которому в этом году исполняется 20 лет. И этот альбом был совершенно другой, потому что невозможно петь по тридцать лет одни и те же песни. Я, конечно, с уважением отношусь к музыкантам, которые могут это делать, но я всегда стараюсь программу составлять из того, что мы делаем сегодня, показывать новое творчество, это тоже важно. Вот несколько месяцев назад мы выпустили новый альбом «Навсегда», посмотрим, как его примут. После записи песни сами по себе начинают жить, тут ничего сделать нельзя. А после того, как станет понятно, каким получился альбом, будем двигаться дальше. У меня уже есть и новые песни, но каким будет следующий альбом – трудно представить, пока он не записан.

– Появляется ли у вас сегодня новый слушатель?

– Новый слушатель уже появился, потому что те, кто ходил на наши концерты в 70-е, – это совершенно другие люди, нежели те, кто ходит на нас сейчас. В цифрах мне трудно сказать, больше новых слушателей или меньше. Но я не думаю, что это важно. Намного важнее не количество, а то, что этим людям интересно наше творчество. А сто их или тысяча – мне неважно, мне все равно будет приятно перед ними выступить. Я никогда не измерял успех музыки количеством скачиваний или просмотров на YouTube. Я не считаю коммерческие показатели успехом и качеством. А парни с гитарами никуда не денутся. Они сегодня так же появляются и так же играют, как когда-то начинал я.

СПРАВКА «НИ»