Актер и режиссер Дмитрий Брусникин

– Сначала хочется сразу пожелать ни пуха ни пера вашей головокружительной поездке. И все-таки попросить рассказать поподробнее об участниках, целях и планируемых результатах.

– Получается, что я сейчас сразу буду хвастаться, потому что мне очень нравится моя идея. 1 февраля двадцать девять моих первокурсников в Школе-студии и одиннадцать актеров Мастерской садятся в поезд Москва-Владивосток. С ними едут четверо драматургов, два режиссера, я, два администратора и несколько операторов-документалистов из школы документального кино Марины Разбежкиной. Семь дней мы будем ехать до Владивостока, семь – обратно до Москвы. Мы собираем материал для спектакля «Транссиб», иначе говоря, мы будем пытаться понять: что есть страна, где мы сейчас живем? Чем она дышит? О чем говорят и о чем молчат наши сограждане? В стране происходит раскол, и это надо услышать и осмыслить…

– Тут угадывается традиция и Чехова с Сахалином, и Горького с его скитаниями, и Олега Ефремова с его походом вдоль Волги…

– Я помню, как читал в дневниках Чехова о мотивах его решения поехать на Сахалин, которое часто описывают как бегство из столиц… А на самом деле – глубоко осмысленные поиски границ страны, постижение ее гигантских размеров, ее подавляющего пространства. У него чудесное наблюдение в «Дневниках»: за Уралом не спрашивают «откуда едешь», спрашивают «откуда бежишь?» Это замечательно. Или опять же характерная фраза потомственного сибиряка: «Я никогда в России не был!»…

Добавьте Солженицына с его поездкой аккурат нам навстречу. Тогда вышла его книга «Как нам обустроить Россию», которой мое поколение зачитывалось. Ведь тогда было очевидным, что отнюдь не соглашения в Беловежской пуще развалили страну. Что был процесс глубоко органичный. И сегодня нам как никогда важно понять наши границы. Россия – это что? Это где? Вот и мы попробуем что-то понять, разобраться хотя бы в себе самих…

– Немирович-Данченко, выпустив курс в Филармонии, затосковал, что любимые студенты разойдутся по плохим театрам и скоро испортятся… И сразу создал со Станиславским Московский Художественный театр. Вы много лет выпускали курсы в Школе-студии, почему именно с этим курсом было решено создать новый театр?

– В общем, каждый раз расставаться с выпускниками сложно. И нам, педагогам, и самим ребятам. Они приходят в Школу, ревниво смотрят на поступающих… Опыт преподавания у меня долгий, выпускали многих. И выпуски, мне кажется, все были удачные. И курс Вики Исаковой и Саши Арсентьева, и курс Саши Урсуляк… Пошел смотреть «Добрый человек из Сезуана» Юры Бутусова – там же три поколения наших выпускников заняты! И все отлично работают. Я после спектакля благодарю постановщика, что дал им так раскрыться, а он благодарит меня, что воспитали таких артистов… Пока был жив Олег Николаевич (Ефремов. – «НИ»), пока был жив Рома Козак, – вопрос, куда пойдут наши выпускники, был понятен, и было ясно, для какого театра их готовим. С этим курсом, когда все подвисло и перспективы были самыми туманными, я честно сказал ребятам: ничего гарантировать не могу. Пусть каждый выбирает, как ему лучше. А я буду помогать в любом выборе: помогать с устройством в московские театры, звонить худрукам… Они там сами проводили собрания, спорили друг с другом… В результате остались все.

– Бывает, что на курсе буквально с первых шагов заметен такой «театрообразующий ген»… В ваших он был ощутим с первых же летних экзаменов.

– В нашем театре после «Современника» и до «Мастерской Фоменко» ведь очень долго ничего не возникало. Появлялись замечательные режиссеры, но все они приходили работать в уже существующие коллективы, и часто это им было, скажем, не на пользу. А сколько прекрасных студенческих спектаклей, просияв, тут же бесследно исчезало? Помню замечательный спектакль Аллы Борисовны Покровской «Несколько дней из жизни Алеши Карамазова», который она поставила на одном из наших с Козаком курсов. Эта постановка могла дать сто очков вперед многим спектаклям профессиональных сцен. По тонкости построения ролей, по глубине постижения образов Достоевского… Но… студенты отыграли дипломные спектакли и разошлись. Их разбирают театры, они входят в новый репертуар, у них начинается другая жизнь.

Мне это всегда казалось ужасно несправедливым и грустным. Вот это исчезновение того, что делалось с любовью. Всегда особенно тяжело расходиться, когда что-то совместно сделано, что-то вместе получилось!

А с этим курсом так вышло, что первый же их спектакль «Это тоже я» был приглашен руководителями театра «Практика» играться на их сцене. Руководители «Практики» сидели у нас на экзамене, где показывались эскизы будущей работы (шел показ больше восьми часов) и предложили вот такой эксперимент. И он оказался невероятно полезен. Я заметил, насколько быстрее учатся студенты, когда у них есть вот эта возможность выхода на профессиональную сцену. Насколько эта ответственность перед зрителями ускоряет процесс овладения профессиональными навыками. Ты чувствуешь свою ответственность перед зрительным залом, и это невероятно мобилизует.

– Практика участия студентов Школы-студии в спектаклях МХТ была введена еще Немировичем-Данченко…

– Да, конечно. Но это абсолютно другое. Когда ты выходишь не в массовке подпирать сцену, а когда на тебе и твоих сокурсниках лежит вся полнота ответственности за спектакль – это ни с чем не спутаешь…

– Способ обучения на этом курсе вообще немножко отличался от традиционных методов Школы-студии.

– Что-то я менял вполне сознательно. Что-то сдвинулось и начало меняться само. Мне всегда казалось, что преподавание – процесс, с одной стороны, очень консервативный. Ты обязан дать студентам определенный набор базовых навыков и умений. А с другой – школа не может консервироваться. Она должна постоянно меняться, обновляться. Тут должен быть постоянный приток новых идей и лиц. И тогда возникает потрясающий эффект. Скажем, вторым спектаклем этого курса были «Бесы». А так исторически сложилось, что на втором курсе все студенты нашей Мастерской занимаются Достоевским. И вот тут ребята заинтересовались документальным слоем романа Достоевского. И это оказалось необыкновенно увлекательным. Мы поехали в Петербург, составив огромный пул вопросов. Мы беседовали с жителями Петербурга и находили современных сонечек мармеладовых, сегодняшних свидригайловых… У одного мужика записали монолог – и это было такое переложение монолога Мармеладова, что даже как-то сделалось страшно. Спросили: знает ли он «Преступление и наказание» Достоевского? – «Это что-то из школьной программы? Не читал!»

– С каждый годом все яснее было, что курс складывается в единую команду, в театр… Но вот обстановка вокруг создания нового коллектива явно не благоприятствовала…

– Ровно год назад, в конце января, мы сидели со студентами в Боярских палатах, и я составлял списки театров, куда они могут пойти показываться. Я им честно сказал, что верю в нашу будущую «Мастерскую», но обещать ничего не могу… Правда, потом пришел на помощь Департамент культуры, тогда там еще был Сергей Александрович Капков. И нас взял под крыло Театр Романа Виктюка, у них заканчивался ремонт и появлялись площадки… И все завертелось. Потом рядом с Романом Григорьевичем появились люди, которые обожают всех сталкивать, всех ссорить. Я их зову «вредителями жизни». И там все разладилось, дошло до скандала. Ну, и бог с этим, не хочу об этом даже вспоминать. И мы теперь в театре «Человек» у Людмилы Романовны Рошкован. На сцене ее театра играем «Наташину мечту» и «Переворот». Репетируем еще там новую пьесу Ирины Васьковской. А остальные наши постановки играем на разных сценах Москвы – в «Практике», в Боярских палатах, в Театре.doc, в ЦИМе… А спектакль «СЛОН», который сделал Андрей Стадников, и вовсе идет на площадке завода «Кристалл». И это не только разные площадки, но и разные зрители… Каждый спектакль вписан в определенную площадку.

– То есть у вас сейчас идет период скитаний…

– У нас он начался практически сразу. Мы сразу сбежали из Учебного театра Школы-студии. Потому что его площадка мало приспособлена под то, что мы делали, и этот театр необходимо модернизировать и менять. Так что мы скитаемся и по Москве, и по гастролям…

– При всей занятости вы успеваете участвовать в Летних школах СТД, куда приезжают актеры со всего постсоветского пространства. Зачем вам это? Возможно ли пополнение вашей «Мастерской…» выпускниками иных школ и направлений?

– Летняя школа СТД – замечательная идея и очень энергетическое место. Там понимаешь, насколько наши студенты, скажем так, ленивы и не любопытны. Они так быстро «наедаются» культурой – выставками, новыми спектаклями, книгами. А у этих огромная мотивация – все узнать, увидеть, понять. Они действительно приезжают открытыми для всех впечатлений, и это замечательно. Они готовы работать и радостно откликаются на любые неожиданные предложения. Что касается того, кто может стать новыми участниками «Мастерской»?.. Я ни для кого не закрываю двери. Мне кажется принципиально важным, чтобы было место, куда приходят разные люди: режиссеры самых разных направлений, новые драматурги, преподаватели… Кто-то не приживается, а кто-то загорается и остается. Вначале сидит на спектаклях, потом приходит на занятия. Потом приходит с идеей: давайте сделаем вот это? И это прекрасно. У нас, в отличие от стационарного театра, есть возможность и право на ошибку, на эксперимент, на авантюру. Этим мы и интересны.