Posted 26 января 2016, 21:00
Published 26 января 2016, 21:00
Modified 8 марта, 02:13
Updated 8 марта, 02:13
– Эдвард Станиславович, в своей новой книге «Берегитесь, боги жаждут. Книга 1» вы анализируете причины и удивительное сходство двух великих революций – русской и французской. Считаете, что большевики целенаправленно заимствовали опыт якобинцев?
– Понимаете, не то что целенаправленно – они просто вынуждены были повторять один к одному все действия якобинцев. Ну, просто: те рушат памятники – и эти, те спешат убить короля – и эти, те объявляют террор – и эти тоже. Но только наши в лице Владимира Ильича к террору готовились. Большевики знали: террор будет необходим для того, чтобы победили они. Знали с самого начала. И когда большой друг Владимира Ильича передает его слова, произнесенные до революции, – о необходимости террора, потому что только он защитит настоящих якобинцев, это страшная цитата. А слово «якобинец», если вы знаете, Владимир Ильич произносил бесконечно и говорил, что революцию нельзя делать в белых перчатках. И вот это зеркальное отражение двух революций – оно меня самого изумило. Я знал, что они похожи, но не знал, что до такой степени.
– Вы написали эту книгу, чтобы читатели сравнивали, оценивали и…
– Чтобы они поняли, как это происходит, по каким законам. Книга рассчитана на молодых людей, которым, к сожалению, трудно читать большие тексты, поэтому она не велика и в ней много иллюстраций. Надеюсь, в таком формате они ее прочтут… Вот у меня есть большая книга «Апокалипсис от Кобы». Сейчас ее издают в нескольких европейских странах. Но мне показалось, что она прошла не так, как должна была. Эта книга – на будущее, на вырост. Потому что эпоха Сталина еще не понята. Вот у нас бытует некая идея, что Иосиф Виссарионович, оказывается, был эффективный менеджер…
– Бытует.
– Понимаете, более неэффективного менеджера, чем Сталин, представить трудно. Вот в 1913 году в Россию приехал французский экономист Эдмон Тери. Это время Николая, когда Россия по-прежнему опутана феодальными отношениями. Но Тери, зная законы развития капитализма, сказал: это государство, в котором есть все необходимые ископаемые, к середине века станет главным промышленным гигантом Европы! Иосиф Виссарионович получил страну, которая, если вы посмотрите справочник ЮНЕСКО, по любому из супервостребованных ископаемых – на первом или на втором месте. И по количеству ВВП – доходов на человека, соответствующих этим запасам, на первом месте. И лишь на каком-то пятидесятом по реальному положению вещей! И вот Сталин принимает страну, которая, как говорится, устремлена в светлое будущее. С крестьянами, которым наконец-то отдали землю и которые были тогда великими умельцами. С интеллигенцией, которая, если хотите, капитулировала и в подавляющем большинстве готова была служить отечеству при новых обстоятельствах. Плюс – патриотический подъем, который всегда бывает, когда побеждает революция. И что делает «эффективный менеджер»? Он берет крестьянство – и возвращает крепостное право. Он берет интеллигенцию – и катком по ней проходит. А еще спорят: нет-нет, он уничтожил не два миллиона, а только 350 тысяч! Да хоть 150! Кого он истребил! Представьте эту очередь к кресту, в которой будет стоять вся русская наука, вся русская поэзия, часть всей великой русской литературы, уж не говорю обо всех военачальниках Гражданской войны! У меня после этого лишь один вопрос возникает: как выжила страна? Поэтому – нет-нет, не было никакого «менеджера».
– Но какие-то человеческие черты в Сталине были? Что-то положительное для страны он сделал?
– Да. Иосиф Виссарионович был очень крупный человек. С невероятной волей. Будучи совершенно необразованным, он сумел стать образованным, он читал каждый день книги, он постоянно учился. Его роль огромна в Отечественной войне. Потому что перед ним тогда встал другой зверь. И только вот такой человек мог совладать с тем зверем. Но до войны Сталин – это чудовище. Чудовище неэффективности… Когда я писал «Апокалипсис», я абсолютно варварски пользовал дневники. Это единственная книга, в которой есть слова тех, кто видел Сталина и жил рядом с ним. Я тоже пытался жить так, как жили авторы дневников, и так же относиться к Иосифу Виссарионовичу, как относились они. Не мое дело его судить. Мое дело было поднять со дна эту исчезающую навсегда Атлантиду. Вы думаете, я расстроился, что книгу прочли не так как надо? Боже мой! Я повторяю, что не возлагаю надежд на сегодняшний день, но я хочу, чтобы эта книга продолжала жить, и она будет жить. Вы это увидите. Потому что в ней есть очень важные вещи. В ней есть попытка разобраться, почему все сложилось так, как сложилось. И попытка понять Сталина.
– Но вернемся к революциям…
– Вот была так называемая революционная ситуация – каким образом ее можно было разрешить? Был выход, который предполагал министр Временного правительства и историк Милюков. Он понимал, что нужно сохранить остаток царской власти, чтобы сохранить преемственность порядка. Как и жирондисты во Франции. Но власть эта должна быть номинальной, как в Англии. Условная власть. Милюков понимал, что это прекрасный переходный период. А Владимир Ильич, в свою очередь, понимал, что народ этого не хочет, а хочет вот этого. И тут надо учитывать, что распоряжается-то история – уже не люди. Люди – и зачастую, увы, не самые разумные – лишь орудие в ее руках. Потому что если бы Владимир Ильич все взвешивал, если бы он просчитал и гражданскую войну, и всё, что было потом, он бы еще подумал. Но воля к власти у него была грандиозная. И вот что с ним сделала эта власть, которую он получил, вот это очень интересно. И его состояние перед концом, и его переписка со Сталиным, когда он увидел, как возрождается всё то, что он с соратниками как раз хотел уничтожить, затевая революцию. Причем не просто возрождается, а возрождается гиперболой! И он будет кричать страшные вещи – про большевиков, про Сталина. Но уже будет поздно.
– Пишете книгу о Ленине?
– Он у меня «в очереди».
СПРАВКА «НИ»