– Каково вам чувствовать себя личным врагом министра культуры?
– Считаю, что быть противником министра, который целенаправленно создает препятствия для свободного развития культуры вообще и кинематографа в частности – гражданский долг каждого культурного человека.
– Помимо отказа в господдержке, какие еще последствия для «Артдокфеста» и лично для вас имело его выступление?
– Мы потеряли часть зависящих от государства партнеров, которые откровенно говорили, что если они нас поддержат, то навредят себе. А в этом году в день открытия фестиваля получили уведомление Минкульта, что демонстрация российских фильмов, не имеющих прокатных удостоверений министерства, повлечет за собой штрафные санкции, которые бы нас просто разорили. К счастью, мы нашли законный способ обойти этот запрет, так как он относится только к фильмам, полученным из России, – заранее договорились о том, чтобы они поступили из Латвии.
– А российские кинококомпании, присылающие вам фильмы, не боятся попасть в черный список Минкульта?
– Наверное, нет, раз мы получаем от отечественных авторов больше заявок на участие, чем другие фестивали документального кино. Более того, поскольку мы демонстрируем только «девственные» фильмы, ранее не имевшие публичных показов, многие придерживают свои картины до «Артдокфеста», считая, что попадание к нам более престижно и дает больше шансов на продвижение, так как наш фестиваль имеет больший общественный резонанс.
– Сколько зрителей посетило фестиваль в этом году и сколько публикаций уже вышло?
– 24 тысячи зрителей и 250 публикаций соответственно.
– Я обратил внимание на то, что во время фестиваля в трех залах «Горизонта» было многолюдно с утра до вечера, а на некоторые фильмы был аншлаг. Какую долю ваших затрат компенсирует продажа билетов?
– Нулевую. Все деньги за билеты идут кинотеатру, так как он не берет с нас аренду и на время «Артдокфеста» лишается доходов от обычного проката. Судя по тому, что он сотрудничает с нами второй год, ему это выгодно.
– Насколько вы согласны с решениями жюри «Артдокфеста» и экспертного совета вами же проводимой премии «Лавровая ветвь», которая вручается на церемонии закрытия фестиваля?
– С решениями по «Лавру» – процентов на 30, по «Артдокфесту» – на 60. Не могу сказать ничего плохого о награжденных картинах, но всегда жаль, что не отмечены те, что мне представляются более значительными. В этом году такими оказались «Металлический хлеб» и «Дон Жуан».
– Много ли было тех случаев, когда вам пришлось отказаться от демонстрации фильма, который вы хотели показать, и тех, в которых вам его не дали?
– Мы решили не показывать фильм «Грозный блюз» о реальной ситуации в Чечне, так как через два часа после того, как трейлер фильма был размещен в Интернете, в Чечне похитили героиню фильма Таиту Юнусову, которая в ролике непротокольно высказалась о Кадырове. Я был вынужден в эфире «Дождя» обратиться к главе Чечни и поставить условие: либо вы обеспечите безопасность Юнусовой, либо фильм о ней пойдет в широкий показ. Ее отпустили. Сходная история произошла с израильским фильмом, в котором российские спецслужбы используют националистические группировки, но тут из соображений безопасности от показа отказались его создатели. Опасения были и у авторов «Алисы в стране войны», потому что его героиня, которая в фильме дружески общается с запрещенным в России «Правым сектором», побоялась привлечь к себе внимание ФСБ. Кроме того, зарубежные документалисты, знающие, как поступили с Олегом Сенцовым, отказываются ехать в Россию, считая, что здесь для них опасно. Например, Сергей Лозница, фильмом которого открылся «Артдокфест». Страх вообще стал неотъемлемой частью работы тех, кто снимает актуальное кино.
– А в России нашлись люди, которые испугались за северных корейцев, с которыми вы работали и которых сняли в своей картине «В лучах солнца», и обвинили вас в том, что вы их подставили.
– Простые герои моей картины ведут себя строго в соответствии с указаниями своих инструкторов и кураторов, которые при всем желании не смогут к ним придраться.
– Объявили ли вас в Северной Корее персоной нон грата?
– Они предложили мне сделку: я уничтожаю уже готовый фильм, а они дают мне возможность доснять ту картину, которая нужна им.
– Но вы даже при всем желании не сможете этого сделать. Цифровой фильм не воробей: если вылетел, то уже не поймаешь.
– Значит, не видать мне больше страны победившего чучхеизма.
– Что самое главное из того, что вы узнали при непосредственном знакомстве с ней?
– До поездки мне казалось, что северокорейцы скованы страхом, но под оковами скрываются такие же люди, как мы. Ничего подобного: они даже представить себе не могут, что такое нормальная человеческая жизнь. Для них норма – то, как они живут. А мы для них – как для нас инопланетяне из фантастических фильмов.
– Сыграл ли страх какую-то роль в вашем решении перебраться до лучших времен в Латвию?
– Я уехал по двум причинам. Во-первых, потому, что стал буквально задыхаться. Во-вторых, я давно делаю фильмы в рамках европейской копродукции, условия которой гораздо легче выполнить в Риге, чем в Москве. А Латвию выбрал потому, что это самая русская страна в Европе после России. Во всяком случае я, как поется в песне, другой такой страны не знаю…
| СПРАВКА «НИ»
|