Posted 15 декабря 2015, 21:00
Published 15 декабря 2015, 21:00
Modified 8 марта, 02:15
Updated 8 марта, 02:15
Великий коллекционер авангарда Георгий Костаки искренне считал анималистику Зверева едва ли не высшим достижением своего протеже. В 1950–1960-е годы – в период «бури и натиска» – зверевские эскизы в зоопарке оказались столь смелы и виртуозны, что сулили рождение если не нового направления, то совершенно нового типа художника. Этот художник чувствителен, тонок, поэтичен. Полная противоположность основательному академисту и выспреннему соцреалисту.
В том, что показ животных и птиц следует в Музее АЗ сразу за выставкой зверевских портретов, есть своя глубокая логика. Анималистику Анатолия Зверева отличает та же спонтанность, недосказанность и эмоциональность, которыми прославлены его портреты. Этюды со львами, слонами и пеликанами стали зверевской территорией свободы, его изводом нонконформизма. Примерно на тот же путь избавления от штампов «на природе» несколькими годами спустя прошел лучший друг и соратник Зверева Дмитрий Плавинский, обратившись к внимательному разглядыванию листьев и соцветий. Сейчас «Книгу Трав» Плавинского (1963) показывают на замечательной выставке в Пушкинском музее. Так что у нас есть уникальная возможность увидеть, как происходило рождение неофициального искусства на обочине жанров. Ведь какой может быть госзаказ и идеология в клетке с туканом или в вольере с грифами? Вместо того чтобы биться об стену, скрывающую советские кущи, Зверев и Плавинский культивировали свой райский сад.
Впрочем, всем, кто придет в Музей АЗ, надо помнить, что здесь Зверева видят не в его ХХ, но уже в XXI столетии. Поэтому арт-куратор Полина Лобачевская решила устроить диалог зверевской графики с творениями современных художников и экранными мультимедиа. Более того, адресат конкретно этой выставки совсем не галерейный завсегдатай или ценитель нонконформизма. Она предназначена для детского, игрового восприятия. Зверевские рисунки здесь – это повод для праздника, куда вовлекаются объекты Кати Филипповой, дуэта Политов–Белова и даже 3D-анимация на одном из этажей.
Как на всяком карнавале, серьезные идеи отошли на задний план: произведения современных художников, как их ни крути, смотрятся чисто дизайнерскими репликами оригинальных рисунков, а графика Зверева – призывом к школьному мастер-классу.
Вдумчивый посетитель, конечно, может прочертить свои ассоциации с русским авангардом, с Хлебниковым и Заболоцким, очеловечившими животный мир («я вижу конские свободы и равноправие коров»), с эмблемами и знаками Пикассо, со всеми перипетиями жанра в конце ХХ века. Зверев в своих «лошадиных, кошачьих, тигриных» циклах подобно художнику Ренессанса заново настраивал визуальную оптику (и здесь уже количество исторических параллелей просто зашкаливает). В том и сила зверевской графики – ее можно развернуть в любую сторону. И даже тогда, когда ее готово захлестнуть новогоднее шоу, она выдерживает натиск и доказывает, что музеи создаются для подлинных, неодномерных вещей.