Защита Фишера

Нетрудно предположить, чем руководствовался крепкий профи Эдвард Цвик («Легенды осени», «Осада», «Последний самурай», «Кровавый алмаз»), когда взялся за картину «Жертвуя пешкой», несмотря на то, что шахматы – не самый зрелищный вид спорта для игрового кино. Во-первых, режиссеру интересна сама противоречивая личность героя, легендарного шахматиста всех времен и народов, в десять лет принявшего участие в своем первом турнире, а в четырнадцать ставшего самым юным чемпионом по шахматам в США. Во-вторых, весьма любопытна эпоха, когда шахматный бум 1970-х охватил весь мир, замерший в предвкушении «матча века» – поединка Фишера с советским шахматистом Борисом Спасским на встрече в Рейкьявике в 1972-м.

«Третья мировая на шахматной доске» – так ни больше ни меньше оценивали тот матч даже не в СМИ, а в близком окружении самого Фишера. В этой фразе заключалось все: и политическое противостояние двух сверхдержав, и контраст двух ментальных систем, не принадлежащих единому миропорядку.

Но, следуя деталям биографии Фишера, для режиссера «Жертвуя пешкой» на первый план выходит поединок гения с самим собой. Ведь главную партию, как известно, Бобби Фишер проиграл собственному разуму.

Первые десять минут фильма скороговоркой извещают о трудном детстве еврейского мальчика в Бруклине, живущего с мамой-коммунисткой и сестрой. Взрослеющий Бобби (в рисунке роли переигрывает с эксцентрикой Тоби Магуайр, выступивший здесь и сопродюсером фильма) сосредоточен на своих демонах, близок к социопатии и не испытывает интереса к простым радостям жизни. И даже девственность он теряет как-то походя, с гостиничной проституткой, и маленькое это событие не оставляет следа в его голове.

Интересно наблюдать, как близкие люди типа менеджера (непрозрачно намекают авторы фильма, что он из правительственных кругов) или наставника-священника пытаются повлиять на неуправляемого Бобби. Попытки эти чаще всего заканчиваются провалом. Пьющего католического священника играет Питер Саргаард – актер, способный удерживать зрительское внимание даже когда он молчит. Его герой сопровождает Фишера во всех поездках, периодически проводит время с Фишером за шахматной доской, но бессилен освободить того от параноидальных страхов.

Прогрессирующая с годами мания преследования заставляла Фишера бессчетное число раз переписывать свои райдеры («в этом отеле я жить не стану», «здесь наверняка все прослушивают»), срывать уже утвержденные планы перед турнирами.

Биографический рассказ Цвика ближе к часу «икс» (тому самому матчу в исландской столице) выруливает в некое подобие шахматного триллера. Тем более, когда в игру включается оппонент – советский шахматист Спасский. Лив Шрайбер, у которого в картине не так уж много текста, явно переигрывает Тоби Магуайра. Сдержанный, в костюме и черных очках, вечно сопровождаемый приставленной к нему свитой (режиссер карикатурно сделал эту группу пиджачных соглядатаев из СССР), Борис Спасский – фигура не менее трагическая, нежели Фишер. И если тот проводит свободное время в наушниках, одержимый аудиозаписями о теориях заговора, то Спасский просто лишен внешней свободы. Комичной выглядит сцена на пляже, где эти двое вдруг встречаются: одинокий и скандалящий Фишер и молчаливо-угрюмая группа в серых пиджаках, неотступно следующая за Спасским даже по песку, близ океанских волн.

Ежедневное напряжение, груз ответственности, публичное любопытство – все это испытания не для хрупкой психики. И когда менеджер, почти ликуя, сообщает Фишеру, что «Никсон велел установить телевизор в овальном кабинете!», на лице Бобби отражается лишь усталость, смешанная с испугом.

От внимания всей планеты он будет бежать и буквально, и фигурально. Последние партии того самого легендарного матча за звание чемпиона мира он требовал проводить в комнате для пинг-понга, и без телекамер и зрителей – уже предощущение грядущей катастрофы человека, чья пограничная линия между разумом и безумием была слишком тонкой.

Сам матч Эдвард Цвик показывает как спектакль, где за двумя протагонистами расположен огромный зрительный зал размером с шарик земной. Телетрансляции тех дней начинались с рапортов из Рейкьявика.

«Жертвуя пешкой» – не только буквальный ход в самой интеллектуальной игре, название картины, конечно же, символично. И хроникальные вставки с Фишером, к финалу жизни превратившимся в отшельника, убежденного, что его преследуют ЦРУ с Госдепом, оставляют зрителя наедине со множеством вопросов, ведь толпа беспощадна, и вчерашний кумир становится известно кем. Стоила ли жертва такого финала? Кто виноват? И могло ли сложиться иначе?