Двенадцать больших залов, где под модным точечным освещением блистают живописные полотна художников, знакомых по всем учебникам русской живописи. Отдельный зал Айвазовского, комната с исторической живописью, передвижниками (Саврасов, Маковский, Репин), светскими портретистами (Тропинин напротив Брюллова)… В качестве важного бонуса выступают три зала с иконами, где самая старая «Троица» относится к годуновскому XVII веку (большинство икон вставлены в новые киоты, а потому кажутся принесенными из домашней молельни). Имеется также «Сокровищница» с дорогим царским малахитом, из которого, например, сделаны кабинетные часы, принадлежащие дочери Николая I. Кстати, кураторы проекта многократно подчеркивают связь того или иного экспоната с царской семьей – это еще одна маркировка его непреходящей ценности.
Эту экспозицию вполне можно было бы сравнить с лучшими музейными собраниями русской живописи (само собой, мерилом тут выступает Третьяковка), если бы не один существенный недостаток: совершенно непонятно происхождение многих «сокровищ». Ранняя история некоторых, конечно, известна: например, один из вариантов «Видения отроку Варфоломею» Нестерова принадлежал Федору Шаляпину, совершенно уникален «Вид Московского Кремля» баталиста Василия Верещагина. Но чьи эти картины сейчас, как случилось, что они вновь возникли в галерейных залах – тайна за семью печатями (по крайней мере, для стороннего зрителя). А ведь именно это – возвращение зрителю шедевров – и пропагандируют устроители проекта. Но так как сугубо фактологическая сторона дела – происхождение, анализ, сравнительное описание, научный каталог – ими отринуты, на выставке складывается ощущение, что бродишь по новорусскому особняку, где хозяин, ударившись в патриотизм и православие, накупил массу раритетов, но сохранил повадки нувориша и не хочет «светиться» на весь мир в опаске, что завтра «раскулачат».
Вместо точных сведений и знаний о предметах хозяева «Центра искусств» (именно так называется галерея при ХХС) предпочитают, как они выражаются, созерцательный подход («дать людям возможность созерцать произведения искусства»). Для помощи в созерцании используются «узконаправленные звуковые излучатели» – это когда рядом с картиной Григория Седова «Обращение великого князя Владимира в христианство» звучат колокольные звоны. Некоторые полотна «оживлены»: если вы поднесете планшет к «Отаре овец» Айвазовского, овечки начнут блеять и двигаться; заодно вам расскажут историю о том, как у художника в Крыму бурей была погублена отара овец, а вот эта картина, проданная англичанам, помогла восстановить поголовье. Но самое примечательное, что галеристы даже рассчитали «эффект от просмотра» каждого зала и не постеснялись написать о нем в буклете: среди икон вы должны почувствовать «духовный трепет, благоговение», в «Сокровищнице» – «восхищение», в зале Ивана Айвазовского – «взволнованность и умиротворение», в зале светской живописи – «чувство собственного достоинства», в театральном зале – «легкая растерянность, удивление и восторг», в зале «Традиция и вера» – «уважение к историческому и культурному наследию». Вот уж действительно новые слова в музейном деле.