Актер и режиссер Константин Райкин

– Шмелева никогда не ставили на отечественной сцене. Он сложный автор?

– Это вопрос не ко мне, а к Егору Перегудову. По-моему, сложный. У меня непростые отношения с текстом всегда, потому что я ритуально его учу, выучиваю слово в слово, как старый стихолюб. Я и прозу учу слово в слово. А текст «Человека из ресторана» сложно учить, потому что это история, рассказанная не очень образованным человеком. Здесь есть сознательные неграмотности, есть специально неточные слова. Все это надо выучить. И потом – просто много текста. Три часа идет спектакль, и это три часа умственного разговора. Не могу сказать, что это самое сложное, что может быть, но в силу сжатости сроков, в силу того, что мы не у себя дома...

Поэтому моменты отчаяния, которые меня всегда посещают в работе, только недавно меня покинули. Я совсем недавно был в отчаянии по поводу себя. Вообще у меня самое главное препятствие – это я сам. Мне очень трудно с собой. Я очень тупо, тяжело работаю. Мои коллеги, мои товарищи и мои бывшие ученики работают гораздо быстрее, хватче и результативнее меня. Это тоже, между прочим, большое мучение – видеть, как тебя все обгоняют.

– Как вам работалось с Егором Перегудовым?

– Очень хорошо. Нам всем понравилось работать с Егором. Я хорошо слышу моих коллег-артистов разных возрастов и разных степеней опытности. Они все, по-моему, его очень полюбили за время работы. И не только артисты, но и вся постановочная часть. Он очень адекватный, позитивный, вежливый, очень деликатный, умеющий точно все сформулировать, что редко среди режиссеров. Эти люди говорильной профессии так плохо формулируют то, что хотят, не любят этого делать, стесняются... Иногда просто отказываются объяснять, дескать, я вот сейчас скажу, и все умрет. А он – нет. Интеллигентный, образованный... Масса достоинств.

– Говорят, что два переезда равняются одному пожару. Вы открыли сезон на чужой сцене и будете работать здесь еще два года, пока здание «Сатирикона» перестраивается. Трудно переезжать?

– Вы знаете, нам не привыкать. При моем отце у знаменитого Театра миниатюр не было своего дома. А когда он появился, закончилась жизнь папы. Он сыграл там какие-то спектакли, совсем немножко, и его не стало. История театра Аркадия Райкина – бездомная история, и мы сейчас в нее вернулись. Это трудная жизнь, но она выносимая. Я знаю, потому что шесть лет был артистом бездомного театра. Конечно, за 28 лет пребывания у себя мы как-то прижились, а сейчас вновь стали кочевыми. Ну, что поделать... Я считаю, что нам очень повезло – спасибо руководству «Планеты КВН», которое нас приютило. Здорово, что это рядом с нами. Наш зал ведь тоже не театральный – это бывший кинотеатр. Его особенность в том, что он широкий, и энергетические потоки надо распространять вширь, говорить так, чтобы тебя слышали в закоулках. А здесь нет закоулков, ширина зала такая же, как ширина сцены. Для нас это большая радость. А дальше – посмотрим. Мы только премьерный спектакль приспособили для этой сцены, а дальше будем помещать сюда наш текущий репертуар. Это чревато разными сложностями, потому что у нас будет только два дня, чтобы наше старое название впихнуть сюда. Но что делать...

– Такое впечатление, что перестраивается не только «Сатирикон», но и целый квартал. Что будет в вашем театре после ремонта? Он останется театром или превратится в центр искусств с рестораном, книжным магазином, может быть, библиотекой?

– В нашем театре много технических метаморфоз будет происходить. Появятся еще два зала, малая сцена, построенная по всем правилам, еще один зал, способный превращаться и в ресторанный, и в варьете, и в театральный. Та часть, где актерские гримерки и помещения администрации, будет полностью разрушена, и выстроится другое, более удобное здание. Это очень болезненный момент, потому что в этой части находится и папин кабинет, который я дорастил в течение жизни, – замечательное, намоленное, единственное на свете место. И его больше не будет. Конечно, это печально. Вообще переезды и разрушение старых зданий – болезненно. Я не сентиментальный человек, но понимаю, что это будет непросто.

После ремонта в «Сатириконе» откроется музей Аркадия Райкина и эстрады. Но театр все равно останется театром, я не хотел бы называть его каким-то «центром». Он не станет таким, как «Гоголь-центр», к которому я очень хорошо отношусь, но это совсем другая концепция. Там артисты едят вместе со зрителями – для меня это вещь невозможная. Меня учили это не любить. Я когда своих бывших учеников встречаю перед началом спектакля в зрительском фойе, спрашиваю: «Ты что здесь делаешь? Ты не играешь сегодня?» – «Нет, играю». – «Пошел вон отсюда, я не могу тебя видеть». Потому что это нарушение театральной этики по Станиславскому. В этом есть попрание какого-то таинства, которое для меня очень важно. Кто-то это видит по-другому. Я вижу эти театральные тусовочные места и сам туда прихожу, очень высоко ценю талант и Киры Серебренникова, и Виктора Анатольевича Рыжакова, и многих в авангарде находящихся людей. Но у меня будет по-другому.