Posted 15 октября 2015, 21:00
Published 15 октября 2015, 21:00
Modified 8 марта, 02:17
Updated 8 марта, 02:17
– Олег Валерианович, есть люди – и их немало, которые причисляют вас к «пятой колонне». Как вы к этому относитесь? Что чувствуете в разобщенной России сегодня?
– Когда в туалете на Киевском вокзале в Москве разместили на полу мой портрет и портреты других деятелей искусства, осудивших российскую политику в отношении Украины, мое имя оказалось в компании очень приятных людей: Борис Акунин, Виктор Шендерович, Юрий Шевчук... Меня причислили к ряду тех, кого я уважаю. Разве стоит по этому поводу расстраиваться? Общество разделено, вы правы. Нет объединяющей всех идеи, в этом причина разобщенности. Якобы есть у нас «пятая колонна» и все остальные. Но пятой и десятой колонне необходимо благо страны. Делить людей на своих и чужих – это близорукая политика.
– Почему наше общество так покорно принимает всё, что предлагает власть? Национальный характер у нас такой?
– А что делать-то? Люди поняли, что бессмысленно как соглашаться, так и протестовать. За них все решают начальники.
– Но ведь всё это было уже в нашей стране и на вашем веку не раз: разгром выставок, «охота за ведьмами». Мы ходим по бесконечному кругу...
– Все наши реформы и изменения в лучшую сторону всегда происходили по воле батюшки-царя. Реформы Петра I, отмена крепостного права, конституция, которую даровал Николай II в октябре 1905 года, перестройка Горбачева, Ельцин, который сдвинул страну с мертвых рельсов социалистической экономики. Всё это делалось по указанию сверху, нам в 90-х пришлось буквально организовывать партии, потому что кроме КПСС в стране ни одной не было. До тех пор, пока не проснется самосознание обычного рядового человека, не будет гражданского общества и не прекратится хождение по кругу. Народ хороший, добрый, но он предпочтет лучше согласиться с начальством, так спокойнее. И начальство это понимает и, кстати, не знает, как можно ситуацию сейчас отпустить.
– А может, все делает как раз для того, чтобы не отпустить?
– Такие выводы приходят в голову. Например, культура. Это сфера, которая способна сплотить народ, сделать его совершенней, свободней. Мне кажется, что сейчас идет нападение на российскую культуру. Например, целенаправленное разрушение русского психологического театра, ведь он побуждает думать, анализировать. Меня смущает преподавание литературы в школе. Беспокоит то, что кроме канала «Культура» на телевидении сегодня сплошь – шабаш ведьм. Та же программа Владимира Соловьева на одном из центральных каналов. Как только какой-нибудь человек начинает говорить в ней что-то умное, на него сразу обрушиваются все, включая ведущего. Это такое внедрение в мозг народа идеи: любой, кто с основной линией не согласен, – враг.
– Вас давно приглашали выступить на телевидении?
– Меня давно туда никто не приглашает.
– Академик Сергей Капица как-то, цитируя своего друга, православного священника, назвал телевидение говорящей иконой в руках дьявола...
– Дьявол – не дьявол… я его не смотрю практически. Сегодня не то время, когда мы с Борисом Николаевичем боролись за начало реформ, за Гайдара. Сейчас всё сложнее. И я скептически отношусь, например, к заявлениям в нашей прессе о том, что в каком-то регионе арестовали коррупционеров. Может, правда, а может, и нет. И это ужасно, что начинается эта война с Сирией. Чем все кончится? Не дай бог Третьей мировой. Не дай бог терактами в России. Я этого боюсь и думаю, стоит ли рисковать жизнями сотен, тысяч людей, посланных в Сирию, во имя каких-то геополитических амбиций. Война – это бойня. Как же мы гордимся, что наше оружие – орудие смерти – продают во всем мире! Как бы хорошо было, если бы мы делали вещи для жизни, может быть, продукты какие-нибудь производили, от которых живут дольше, счастливее.
– То, о чем вы говорите, понятно многим здравомыслящим людям, но они почему-то молчат и соглашаются со всем творящимся вокруг.
– У нас сегодня странная конструкция в России – два государства в одном. Дай бог, чтобы быстрее всё это прошло, необходимо, чтобы народ был единым. Объединить может только общая культура, которой сегодня почти нет. Кино – сплошной поп-корн. Наши фильмы за редким исключением – это подражание американским блокбастерам. Возьмите «Сталинград» хотя бы. Искусство сегодня не заставляет вздрагивать сердца. Почему-то хорошее кино идет по телевидению поздно ночью, зато всякая дрянь – в прайм-тайм.
– Но хоть что-то в культурной сфере вас обрадовало в последнее время?
– Недавно я участвовал в поэтическом вечере «Поэт в России больше, чем поэт», который организовал Евгений Евтушенко в Москве, во Дворце спорта. Зрителей было свыше 5 тысяч человек. Лучшие актеры страны читали русскую поэзию с половины седьмого до половины двенадцатого ночи. И никаких подтанцовок с дымом и голыми девочками, которые отвлекают внимание от бездарного выступления, что так часто встречается на сцене в последнее время. Евгений Евтушенко, уже пожилой, с больной ногой, всё это проводил, он понимает – такие вечера необходимы людям. Этот вечер – важнейшее событие для нашей культуры. Жаль, что его не снимало российское телевидение.
– Театр сегодня, он жив?
– Сейчас молодая режиссура пытается добраться до чувств зрителей подчас формальными средствами. Бывает так, что прикрываются яркими заплатами, но на самом деле просто не умеют работать с актерами. Желание не прочесть пьесу, а показать, насколько оригинальна собственная фантазия. Исчезает сам дух произведения, то, ради чего пьеса была написана. Недавно я был на спектакле Додина «Вишневый сад» в Малом драматическом театре. Там можно придраться ко многому: нет ряда персонажей, любви Ани и Петра, например, Лопахин в упоении поет My Way Фрэнка Синатра, что вообще невозможно. Но молодежи, может быть, это как раз понравилось... Молодые режиссеры сегодня занимаются самопоказом. Недавно слушал в записи выступление Георгия Товстоногова. Вот его спрашивают: «Что в режиссере вы цените больше всего?» Он задумался и ответил: «Бескорыстие». Режиссер в театре для того, чтобы вскрыть то, что заложено в пьесе, показать эмоцию, которая волновала автора. Наградить этой эмоцией актеров, художников и создать то, во имя чего написана пьеса. Это и будет самовыражением. А у нас ставят, например, «Три сестры». Они беззащитны перед миром. Это надо ощутить кожей, плотью. Чтобы не вникать в психологию, гораздо проще раздеть актрис, поставить на авансцене голыми, а когда спросят, почему они раздеты, объяснить, что они не защищены от мира. Это не искусство, это эрзац.
– В конце сентября вы отметили очередной день рождения. Живете длинную, содержательную и интересную жизнь...
– Ну да, и публика меня приветствует – я рад, что собираю полные залы на литературных концертах. Мы сейчас с моей дорогой супругой Галиной Евгеньевной Мшанской уже не молодые люди, живем в квартире вдвоем. Оба нездоровы, но нам бывает и уютно, и комфортно. А на даче нашей, которая напоминает собачью будку в окружении дворцов из мрамора и железобетона, живет моя дочка с двумя маленькими нашими внуками. И это тоже очень приятно. Вот то главное, чего я добился в жизни.