– Алексей, насколько я понимаю, в этой больнице лечится та самая девочка, с которой вы выступали этим летом на «Нашествии»?
– Да, Саша Шилина. Чудесная совершенно девчонка. Ей 12 лет, она болеет очень сложной формой иммунодефицита, у нее заболевание кожи. Она маленькая, очень симпатичная, рисует замечательно и просто фанатично обожает рок-н-ролл. На последнем «Нашествии» она была вместе с мамой и папой, перезнакомилась со всеми музыкантами, мы ее вытащили на сцену, и она с нами пела песню «Генералы песчаных карьеров». Для нее это был кайф необычайный. И в больнице это всё она инициировала. Ей, конечно, очень помогает фонд «Подсолнух», который занимается вот такими детишками. Они базируются в Москве, в Центре иммунологии на Ленинском проспекте. Вот и забабахали концерт, куда приехали Гарик Сукачев с маленьким составчиком, Noize MC, Иван Демьян из группы «7Б» с барабанщиком, Вадик Самойлов и мы.
– Рок может быть целебной музыкой? Ну, ваш – понятно. А как насчет песен «Агаты Кристи», которые, как я понимаю, пел Вадим Самойлов? Или клин клином?
– Может быть, и клин клином. Но Вадик спел эти песни как-то очень ласково, чудесно, под гитару. Их все знают, те же «Дебри сказочной тайги» прекрасно прозвучали, все подпевали, покачивались...
– Это, наверное, самая милая песенка у «Агаты Кристи».
– Он выбрал ее очень точно, чтобы все было мягко, безо всякой агрессии. Получился прекрасный концерт, плюс мы туда пригласили клоунов, которые с детьми играли, роскошный ансамбль барабанщиков был – они там вместе с детьми барабанили. То есть рок был сдобрен изрядной порцией сахара, а с сахаром дети все могут сожрать.
– У вас как у самой позитивной группы страны в последнее время тоже нет-нет да и появляются мрачноватые песни. Вот взять хоть «Я офигеваю, мама» с недавнего альбома с характерным названием «Кранты»: «Этот город все время копают и жгут». Вы знали? Этим летом Москву перекопали всю!
– Это касается и других городов, я вас уверяю. Так хреново строят, что через год приходится перестраивать. Ни в одной развитой стране мира нет такого количества строек, как в России или в какой-нибудь Бразилии, Аргентине. Я там совсем недавно был и убедился в том, что Аргентина – страна, больше всего похожая на Россию. Ровно такая же фигня: дорогу строят – через год надо перестраивать. Проложили теплотрассу – через год надо вскрывать и перепрокладывать, потому что все растеклось. И от этого все время, вот как спето в этой песне, от этого будто хребет перебит, потому что не успевает зажить, как опять приходится ломать. К сожалению...
– Вы еще и про народ, который аплодирует войне, спели...
– Когда моя страна находится в конфликте с подавляющим большинством других стран, это меня задевает. А общественное мнение как будто специально распаляют – по поводу событий на Украине, и не только.
– Диане Арбениной год назад сорвали тур за несколько слов, сказанных в Киеве. Макаревичу тоже. Вас не топили в том нахлынувшем море «патриотизма»?
– Не топили. Но мы и не высказывались так откровенно и однозначно. Хотя в СМИ я, вы знаете прекрасно, говорил о своей позиции всегда, совершенно ее не скрывая. Мне кажется, что Диану, как и Андрея, выбрали, причем не Путин указал на нее своим перстом, а на местах, так сказать, веселые инициативные ребята решили сделать ее козлицей отпущения. Конечно, все это отвратительно, но сейчас, слава богу, эта истерика закончилась. Мы с Дианкой, кстати, вот-вот будем вместе играть спектакль, 15–16 октября, недавно общались, она стала спокойной и благостной.
– Это ведь спектакль «Поколение Маугли»? Насколько я знаю, там будет играть еще и футболист Александр Кержаков. По этому поводу хочется как-то сострить.
– Кержаков, кстати, уже играл. В Питере в своем родном – по-моему, три или четыре спектакля. Он играл Каа в этом спектакле, а Каа у нас там спортивный тренер. Сыграл очень неплохо, оказался совершенно органичным. Он не боится публики, света и прочего пристального внимания к себе, и, очевидно, ему это очень помогло. Ну и плюс он такой хорошо говорящий парень...
– ...что редкость для футболиста.
– В общем, наверное, редкость, я мало знаком с футболистами, но Саша на меня произвел очень приятное впечатление. Когда я ехал в Питер, зная, что буду играть с ним, думал: ну, всё... Но Костя Хабенский, который нас пригласил, мне еще по телефону сказал: «Ты не боись, с Сашкой все в порядке, он играет, всё нормально». И оказалось, что действительно всё в порядке.
– У вас был в планах акустический концерт в Одессе. Удалось ли его сыграть?
– Да, причем совершенно бесконфликтно. В Одессе было ощущение, что люди собрались слушать музыку и оставили конфликт за скобками, за воротами этого заведения. Была куча народа, был прелестнейший концерт теплым вечером на пляже, с видом на море, человек, наверное, на 300–400 гостей.
– Но на Украине появился список российских артистов, кому туда нельзя. Скажем, Тимати в Одессу не пускают, а вам можно. Как вы к этому относитесь?
– Я к этому отношусь с осуждением, потому что считаю, что любого артиста надо пускать везде. Но я понимаю прекрасно, что те люди, которые занимаются этими запретительными списками, не хотят, чтобы приехавший артист занялся антиукраинской пропагандой. Если среди наших певцов и танцоров есть люди, которые действительно хотят приехать в Одессу, Киев, Харьков или Львов, чтобы заниматься пропагандой, то они дураки тогда, наверное. А дураков, наверное, можно не пускать в страну – ну, нечего им там делать. Если же люди едут с совершенно искренними намерениями станцевать балет или показать спектакль «Три сестры», то не пускать их глупо. Как с той, так и с этой стороны настолько напряжены нервы, столько перегибов совершенно идиотских, что, наверное, за это не стоит осуждать ни украинцев, ни россиян.
– А у вас нет ощущения, что большинству людей в России не нужна внутренняя свобода? Вот вам нужна, мне нужна, но большинству это не важно, а порой они даже злом это считают.
– Я думаю, что здесь дело не в России. Людям вообще в большинстве случаев внутренняя свобода не нужна, им нужен покой. Покой и всё. Я сейчас совершенно искренне, ничуть не иронизируя, говорю, что очень завидую людям, которые встают со счастливой душой по утрам. У них есть работа, у них есть семья, у них есть дом. Их мало волнует, что думают другие о том, что происходит вокруг. Главное, что жена согласна, начальство согласно, по телевизору сказали, как себя вести... Это свойственно всем государствам, в которых преобладает ортодоксальная религия: католицизм, православие, мусульманство. Люди веками воспитываются в парадигме послушания, не выходя за определенные рамки. И это ни хорошо, ни плохо, это данность. А есть страны, в которых победил протестантизм. То есть религия персональная – один на один с богом. И во многих из этих стран допустимы гомосексуальные браки, в этих странах люди за либерализм и за демократию, но в них же, по странному совпадению, и самая развитая экономика мира: Британия, Германия и так далее. То есть это, конечно, не совпадение, это все из одного корня растет.
– Как дела с фильмом «День выборов-2»?
– На днях, скажу вам по секрету, был первый просмотр. Я, правда, на нем не присутствовал, но знаю, что он состоялся. То есть это была черновая сборка фильма, с тем чтобы получить какую-то критику, замечания и с учетом этого доделать. Премьера должна состояться 3 марта.
– Еще хотелось поговорить про ваш загадочный башкирский проект. По-моему, он вас поглотил полностью...
– Да, полностью. Я вообще нахожусь в полном офигее, потому что мы приближаемся к завершению, три четверти материала написано. У меня голова уже взрывается, потому что это очень большие объемы, я никогда так много не писал. Это рок-опера, они там все время разговаривают стихами, вернее, речитативом, все время поют. Сейчас я впал в состояние паники, потому что мне кажется, что получается слишком длинно, а это будет катастрофа, если будет больше трех часов. Я пока не понимаю, как сокращать, а у меня такое ощущение, что придется сокращать, что я наворотил в либретто слишком много сюжета. А как, я не знаю... Ну, придумаем что-то.
– Вы когда-то западные мюзиклы переводили. Башкирский эпос – это ваш вариант импортозамещения, я так понимаю?
– Ну да, в каком-то смысле. Но от переводов давно хотелось перейти к написанию такой вот оригинальной большой формы. У нас был только опыт работы над спектаклем «Конек-горбунок» в МХТ, где звучат мои песни, и фактически всё – всякие менее удачные работы не в счет. Когда появилось это предложение башкирского театра, я за него ухватился обеими руками. Во-первых, очень интересно работать со сказкой, с эпосом. Во-вторых, с такой фактурой, с музыкой совершенно другой, она там вся такая... там много пентатоники, пришедшей из Китая, много барабанов этнических. Звучит это все не по-русски, это интересно.
– А что сейчас просят спеть на концертах? «Снежинку»? У вас есть личный хит-парад своих песен?
– Личный хит-парад у меня совпадает с нашими пластинками, потому что мы сами отбираем на них песни. Вот, кстати, сейчас будем выпускать очередной The Best of... Давно этого не делали. И мне ужасно радостно, что из последнего альбома, который вышел год назад, мы на концертах сейчас поем 3–4 песни. Для такой пожилой группы, как «Несчастный случай», это очень хороший результат. Я бы даже сказал, чемпионский расклад. Что касается того, что просят... Если это сольный концерт «Несчастного случая» или мой под гитару, то просят, как правило, всякое старье. И иногда такое, что я даже с ходу не могу сыграть, потому что надо вспоминать аккорды, а иногда и слова.
– Еще у вас «С первого по тринадцатое» была совершенно классная, такая насквозь российская народная песенка, которая отгремела в год, когда вы ее написали, а потом она куда-то исчезла.
– Нет, ее на каждый Новый год начинают крутить, а потом она опять уходит. Есть такой, знаете, набор песен, как «Новый год к нам мчится». Придет декабрь – по всем радиостанциям мы ее услышим.
– Кстати, вы не угадываете заранее, какая песня выстрелит, а какая нет?
– Ну, про «С первого по тринадцатое» все понятно, потому что она писалась на заказ. Нас попросили написать смешную песню для «Первого канала», и когда я ее сочинял, прекрасно понимал, что она должна долбануть. А так в принципе я не занимаюсь прогнозированием. Все-таки это судьба продюсерских проектов. Мы пишем, что хочется, а уже потом выясняется, выстрелила или нет.
– А у вас есть что-то такое, что лежит в столе, но это никому нельзя показывать?
– Пистолет Макарова, конечно.
– Нет, творческое. Может, какая-то суперматерная песня.
– О, у меня довольно большой запас матерных стихов, я никогда не пытался их класть на музыку. И большое количество частушек. Очень люблю частушки, скабрезные, естественно, и знаю их несколько сотен, наверное. Да и сам написал несколько десятков. Но они, прямо скажем, не для публикации...